— Ведь и ты дала мне слово, — сказал я.
— Правда, дала, но я не хочу питаться крошками с чужого стола, остатками любви…
Я, хотя и понял смысл ее слов, однако спросил:
— Что это значит?
Она ответила не сразу, но я заметил, что ее глаза горят гневом. С глубоким возмущением она мне сказала:
— Я знала, что у тебя нет совести, но теперь вижу что нет у тебя и ума. Я не могу любить человека, который может обманывать…
— Значит, между нами все кончено? — спросил я.
— С той самой минуты, когда у «Молочного ключа» Соня сидела рядом с тобой и рассказывала тебе о своем несчастии…
Как ни гадки и оскорбительны были для меня слова Маро, однако в них была правда. Я чувствовал свою вину. И я не мог ни сердиться, ни просить прощения.
После некоторого молчания она спросила:
— Если хочешь, чтоб мы остались друзьями — то ты должен любить Соню.
— Я хочу чтоб мы остались друг для друга тем, чем были.
— Это кончилось. Ты ответь мне на мой вопрос. Будешь любить Соню или нет?
— Я уже сказал.
Она остановилась на пути. Она вся дрожала. Побледневшее лицо ее выражало дикую ярость.
— Здесь мы расстанемся. Ты не посмеешь переступить порог палатки охотника. Подожди тут. Я пойду, вышлю твоего коня и оружие и тогда поезжай, куда хочешь.
— Ты меня изгоняешь?
— Как хочешь, так и понимай.
— Безжалостная.
Она отвернулась, чтоб я не видел ее лица. Затем быстрыми шагами начала идти к лагерю богомольцев. Но как ни был взволнован, я все же заметил, как из ее глаз лились слезы, словно брызги огня.
До сего дня не могу я забыть и никогда не забуду ее скорбного лица, горевшего справедливым и мстительным гневом.
Несколько минут я стоял, как вкопанный. В глазах потемнело, ноги стали дрожать и я свалился на землю…
Когда я очнулся, было уже совершенно темно. Но как велика была моя радость, когда я увидел около себя Маро! Моя голова лежала на ее коленях. Она поцеловала меня в лоб и сказала:
— Прости меня, Фархат я разбила твое сердце.
При этих словах она начала горько рыдать.
— Рана твоя не опасна, Фархат, — сказала она. — Я ее обмыла и перевязала. Кровь уже остановилась. Теперь тебе ведь лучше?
И правда, я весь был в крови, Я понял, что, падая, ударился о камень и разбил себе голову… Видимо, Маро увидев это, вернулась, чтоб помочь мне.
— Я виновата, — говорила она, — Я буду любить тебя, вечно буду любить тебя, Фархат… Не кляни меня, ради бога.
Если б я был даже мертв, то и тогда б эти слова оживили меня.
Однако потеря крови истощила мои силы и словно сквозь сон я слышал ее слова и чувствовал прикосновение ее губ к моему лицу…
Вдруг я почувствовал, как чьи-то богатырские могучие руки подняли меня с земли. Кто-то взвалил меня на свою спину и понес, как перышко.
Я слышал голос Мхэ, который говорил:
— Черт побери, от пустяка свалился наземь и барахтается… И не стыдно! Можно ли терять сознание от вида крови?..
Я проснулся уже поздно ночью. Палатка старого охотника освещалась тусклым светом фонаря. Маро сидела у моего изголовья. Все остальные спали на дворе, перед палаткой.
Маро спросила о моем самочувствии. Я ответил, что чувствую себя хорошо, но очень жалею, что отстал от Аслана.
— Мхэ тут, — ответила она. — Когда ты поправишься он повезет тебя в Ван. Аслан останется в Ване несколько дней. — Ты его застанешь там.
— Я выеду рано утром, — сказал я. — Аслан обещал подождать меня у первой остановки. Я догоню его.
Но утром я чувствовал себя не совсем хорошо. От потери крови я очень ослабел. И только спустя несколько дней я мог сесть на коня и пуститься в путь. Маро предложила мне взять с собой Мхэ.
— Для чего приехал Мхэ? — спросил я.
— Он приехал за нами, — ответила она.
— Кто его прислал?
— Отец.
— В таком случае как же я могу его отнять у вас?..
— Мы и без него доедем.
— Что же, значит, только я, как слепая курица не могу пуститься в путь?
— Можешь, — ответила Маро, — но потеряешь дорогу. Кроме того, Мхэ привез письмо от отца к Аслану. Он должен поскорее его доставить.
Уже до восхода солнца мы с Мхэ пустились в путь. Мхэ не имел обыкновения ехать верхом.
— Грех ехать верхом, — говорил он. — Для чего тогда бог дал мне ноги?
Он шел впереди с огромной своей дубиной, которую нес на плече. Он был молчалив и на мои вопросы давал лаконичные ответы.
Только в пути я вспомнил о том, как неделикатен был, расставаясь с Маро.
Я ей не сказал ни слова. Она провожала меня и, видимо, ждала от меня ласкового слова. Я вспомнил, что расставшись со мной, она не пошла в палатку, а долго сидела, опустив голову на колени у дороги. Мхэ еще некоторое время оставался с Маро и потом догнал меня. Я спросил его о Маро.