— Ваше замечание вполне справедливо, — ответил пашá с видом знатока. — Но вся беда в том, что наши передовые люди, за редким исключением, недобросовестны. Сколько раз я предлагал великому визирю ассигновать определенную часть взимаемых налогов на местные нужды, но постоянно получал отказ. Необходимо расширить строительство: вы, конечно, видели наши дороги, мосты, водопроводы — все требует капитального ремонта; настоящую причину упадка торговли и земледелия в нашей стране следует искать в плохих путях сообщения.
Турецкие чиновники все до одного умеют прекрасно кроить, но сшить что-либо у них не хватает способностей. Они несравненные мастера составлять всевозможные проекты, но осуществлять их совершенно неспособны. Им только деньги отпускай на осуществление проекта — они в первую очередь свои карманы набьют. В разговоре с европейцами они стараются показать себя людьми свободомыслящими, поклонниками образования, исполненными мечтаний о народном благе и прогрессе, но… к сожалению, неблагоприятные объективные условия служат помехой для осуществления благих порывов.
Исчерпав дипломатическое красноречие, пашá от полуофициальной беседы перешел к обыденным темам: стал жаловаться на желудок, на отсутствие аппетита, бессонницу, ревматизм, на какую-то воображаемую болезнь, которой толком так и не мог объяснить, быть может, стыдясь говорить откровенно.
— Я хочу омолодиться, — заявил он наконец, — омолодите меня, г. доктор; говорят, будто европейские врачи владеют этим секретом омоложения.
— А в чем оно по-вашему заключается? — с улыбкой спросил Аслан.
— Седые волосы становятся черными, старики превращаются в семнадцатилетних юношей.
— Чтоб волосы почернели, употребляют краску, но чтоб старика сделать молодым, в Европе пока не найдено средств.
— А не существует ли такого лекарства чтоб хоть немного прибавить сил… мощи… — В этом вопросе пашá показал себя настоящим турком. Он пытался представиться развитым, образованным, разрешающим экономические и общественные вопросы, а оказался человеком, одержимым предрассудками. Он требовал эликсира, которым восточные дервиши обольщают властителей страны. Аслан вежливо обошел молчанием его просьбу.
— Мне передали, что ваш сын болен, прикажите проводить меня к нему.
— Ну зачем вам беспокоиться, он сам может придти к нам, — ответил пашá, видимо, не желая, чтоб доктор посетил гарем, где находился больной.
Через несколько минут евнух ввел в зал десятилетнего, довольно слабого с виду, но хорошенького мальчика, одетого в красиво расписанный золотом темно-розовый турецкий костюм. Мальчик страдал перемежающейся лихорадкой. Аслан осмотрел больного, дал несколько советов и обещал прислать лекарств.
Во время беседы с пашóй, затянувшейся довольно долго, Аслан показал себя талантливым дипломатом. Он больше заставлял говорить пашу, чем сам говорил. Он был так привлекателен в обращении, что пашá, казалось мне, влюбился в него. И в самом деле, он заявил, что был бы весьма счастлив иметь при себе такого врача; он создаст для него все удобства, если г. доктор соблаговолит, пока он в городе, поселиться у него во дворце.
Аслан поблагодарил пашу, но отказался; к сожалению, он не может воспользоваться столь лестным предложением его высочества, так как предполагает пробыть в городе лишь несколько дней, но обещает до отъезда ежедневно навещать пашу и лечить как его, так и сына.
— Почему вы так торопитесь, г. доктор?
— Мне необходимо через два месяца быть в Индии. Терять время не могу. В этот город я заехал с целью ознакомиться с местными древностями; отсюда намерен проехать в Мосул, чтоб осмотреть развалины древней Ниневии, оттуда направлюсь в Багдад, чтоб увидеть Вавилон, а затем морем в Индию.
— У нас в Ване много еще неисследованных древностей, и вы вполне правильно поступили, посетив наш город.
— Меня весьма интересуют клинообразные надписи, которыми, если не ошибаюсь, так богат Ван.
— Да, да, вы правы… Я предоставлю вам проводника; он побывает с вами повсюду; надеюсь, вы посетите и цитадель, где так много замечательных надписей.
Аслан завел речь о клинообразных надписях именно с целью осмотреть цитадель, а потому, услышав обещание паши́, выразил ему благодарность, встал и откланялся.
Поднялся с места и пашá, проводил Аслана до дверей и на прощанье осыпал «дорогого» гостя тысячью льстивых комплиментов…
С теми же церемониями и почестями, как и во время приезда, гавазы проводили нас в Айгестан до дома мастера Фаноса. Аслан подарил каждому из них по золотому. Они с благодарностью удалились; Войдя в отведенную нам комнату, Аслан со смехом отбросил в сторону шляпу, удивленно покачал головой, стал посреди комнаты и обратился ко мне: