Я заметил, как Каро побледнел. Его руки дрожали и глаза наполнились кровью. Это служило признаком его невероятного бешенства. Я не помню, что еще говорил надзиратель, но помню, как Каро накинулся на него точно так, как тигр бросается на слона и схватил его за горло. Надзиратель качнулся и подобно Голиафу свалился на землю… Каро железными пальцами придавил ему горло, и несчастный Халфа уже хрипел… Тут Каро выпустил его шею и, став ногой ему на грудь, сказал:
— Вот тут я стану на колени!..
Всем классом мы еле спасли Халфу из когтей Каро. Но бедный Халфа целых полтора часа лежал в обмороке.
Каро тотчас ушел из школы, и уже больше не вернулся туда…
Глава 10.
ОРУЖИЕ
Покинув школу, Каро стал вести бродячую жизнь. Многие считали его помешанным. Часто его бабушка приходила ко мне поздней ночью и с отчаянием говорила:
— Фархат, милый, его опять нет…
И горькие слезы обильным потоком лились из глаз бедной старушки.
Я выходил на поиски и где только не искал его. Иногда я находил его у потока или на высоком страшном утесе, где он обыкновенно сидел, погрузившись в какие-то думы и мечты. В чем было его горе, я не знал. Что его томило и гнало в безлюдье? О чем он думал? Все это было тайной. Но было ясно, что его терзает какая-то внутренняя тревога, и он ищет спасения в одиночестве и безлюдии.
Я его ни о чем не расспрашивал, так как знал, что раз он сам что-либо не говорит и скрывает, то всякие расспросы будут только раздражать его, а ничего он не скажет.
Я спросил Аслана, которого Каро считал умнее меня и с которым часто совещался. Но все сказанное Асланом было так темно и неясно, что требовало новых разъяснений.
— Я и сам не знаю, что за злой дух вселился в него! — сказал Аслан. — Влюбленным он быть не может, так как в этом возрасте любовь не сводит людей с ума.
Затем Аслан рассказал случай, имевший место месяц тому назад в часовне св. Иоанна, в день престольного праздника. У часовни собралось множество народа, как армян, так и других национальностей. Там происходили обычные при этих празднествах игры и состязания. Во всех состязаниях, где молодые люди показывают свою силу, ловкость и искусство, Каро оказался первым и победил всех как в верховой езде, так и в беге, и в кулачном бою, и в борьбе. Это обратило на Каро внимание одного из присутствующих там, именно охотника Аво, который обнял Каро, поцеловал и пригласил к себе обедать. У охотника были какие-то незнакомые, подозрительные люди. Но Каро среди них чувствовал себя великолепно. Он без конца пел и даже танцевал. Всю ночь он оставался у охотника и совершенно забыл про Аслана, с которым они отправились на празднество вместе. Это было все, что мог мне рассказать Аслан, добавив, что вообще с тех пор, как Каро познакомился с охотником Аво, в нем произошла громадная перемена.
— А он давно знаком с охотником? — спросил я.
— Да вот, после того, как покинул школу, и это знакомство совершенно выбило его из колеи, — сказал Аслан.
Тогда я и не понимал, чем собственно мог охотник сбить о толку Каро. Охотник Аво был нашим соседом, притом лучшим нашим соседом. Я его знал с детства. Он был такой молчаливый, скрытный, замкнутый человек, что едва ли перед кем-нибудь открыл бы свою душу, тем более перед юношей Каро. Его нельзя было понять. Я знал только, что человек он добрый, хотя многие его считали почему-то злодеем. Едва ли столь добрый человек мог сбить с пути кого-либо и подбить на что-либо дурное, — думал я.
Я и сам замечал, что Каро очень часто захаживает к охотнику. Иногда, по воскресеньям и праздникам, когда у меня день был свободен, я тоже заходил к охотнику. Аво давал нам порох и мы играли. Делали фейерверки и пускали в воздух, что доставляло нам громадное наслаждение. Иногда он давал нам свое ружье и учил заряжать и стрелять.
— Учитесь, — говорил он, — когда-нибудь ружье вам понадобится…
Каро он часто брал с собой на охоту. Меня он не брал, так как я очень быстро уставал.
Я страшно любил оружие. Даже удушливый дым от пороха не казался мне неприятным. Но мы были так бедны, что я и мечтать на мог о покупке ружья. Поэтому я сам пытался делать ружье из кости быка или барана. Я срезал закрытый конец кости, затем прикреплял эту кость в виде дула к выдолбленной палочке, которая должна была служить прикладом. До сего дня у меня над бровью остается шрам, похожий на след от раны, нанесенной кинжалом… Но увы!.. Это след от раны, полученной при выстреле из моего самодельного ружья, дуло которого во время стрельбы взорвалось. Мать страшно на меня рассердилась, когда со мной случилось это несчастье.