— Боже, этот дурак, видно, убил собаку, — сказала Маро и, захватив свет, выбежала вон.
Я тоже вышел. Действительно, собака неподвижно валялась во дворе. Мы с Маро при свете увидели, что голова собаки совершенно размозжена ударом кнута с железным наконечником.
— Хоть сам бы околел, дуралей этакий, — говорила Маро. — Чего ради убил собаку-то бедную?
Мхэ, стоявший тут же у своей жертвы, ничего не ответил. Он пошел к воротам, отодвинул камень и, открыв ворота, ушел во тьму,
— Куда он ушел? — спросил я.
— Бог его знает. Раз он взял свою дубину и надел лапти, стало быть ему далеко идти. А то целый год ходит босиком. Обувь кажется ему лишней обузой.
— Но у него и сейчас не было обуви.
— Да ведь собака же съела! Запри-ка ворота, Фархат.
Я подошел к воротам. Камень, который Мхэ отодвинул в сторону одной ногой, как щепку, я пододвинул с великим трудом. Маро, увидя это, засмеялась.
— Ведь этак и я бы могла подвинуть камень.
— А ну, попробуй.
И действительно, Маро взяла да подняла камень с земли.
— Ты на самом деле сильная, Маро, потому-то Мхэ и любит тебя, что ты также сильна, как и он.
— Чтоб сгинул ты, окаянный! Я его больше не буду любить, — ответила она, взглянув на убитую собаку, огромный труп которой лежал во дворе.
Другие собаки подошли и лизали рану своего товарища. Словно хотели исцелить его.
Мы вошли в комнату.
— Маро, я знаю, куда ушел Мхэ.
— Куда?
— Не скажу. Боюсь как бы ты не проговорилась.
— Я же не ребенок.
Я рассказал ей все, что знал о цели путешествия Мхэ.
Лицо ее покрылось тенью, и она заговорила дрожащим сердитым голосом.
— Я этому верю. Он сделает. Он готов сделать все, что ему прикажет мой папа. Ах, папа!..
Она замолкла.
Через минуту она сказала:
— А ты знаешь, Фархат, что Мхэ убийца.
— Как?
Маро рассказала мне о том, что Мхэ не здешний, а из какой-то далекой-далекой страны, название которой она не помнит. У Мхэ была сестра, по его словам очень красивая. Сын помещика их села заглядывался на его сестру. Сестра сказала об этом Мхэ. Сын помещика был перс. Однажды, когда сестра Мхэ вышла в поле, сын «ага» поймал ее и мучил… Тут Мхэ налетел на него и ножом отрезал ему голову. А затем покинул родину и убежал сюда…
Я заметил, что Мхэ не виноват, т. к. и я бы так поступил, если бы кто-нибудь осмелился обесчестить мою сестру.
— А я сама бы убила такого нахала и не позволила бы, чтоб за меня вступился брат, — ответила Маро. — Но Мхэ и тут много чего натворил…
— Что именно?
— Не спрашивай, я не могу сказать. Отец велел никому об этом не говорить.
— И мне тоже?
— Да, и тебе.
Я ясно видел, что у Маро невозможно вырвать эту тайну, т. к, она была не из наивного десятка. Тогда я спросил:
— А почему твой отец держит у себя убийцу?
— Именно потому, что он убийца.
— А разве убивать хорошо?
— Дурных людей, конечно, хорошо.
— Почему же ты сердишься на Мхэ?
— А потому, что он убил собаку.
— Разве собака лучше человека?
— Многих людей, дурных, конечно, как например курды. Собака охраняет наш дом, а курды разоряют его.
«Точь в точь отец», — подумал я.
— Ты знаешь, какие воры эти курды? У них даже дети воры. Как только вылезут из колыбели, тотчас начинают воровать. В прошлом году каждый день у нас пропадала по одному цыпленку. Из двенадцати осталось всего три цыпленка. «Кто их крадет?» — спрашивала я. Отец уверял, что их уносит ястреб. Мхэ говорил, что лисица. Я заделала все щели, чтоб лиса не могла бы проникнуть во двор. Одну только щелку оставила, чтоб если пройдет, поймать ее. Сидела ночами и сторожила — но никакой лисы не увидала. Днем не только ястреб, но и ворон не пролетал над нашим домом. «Кто же уносит наших цыплят?» — опять спрашивала я. Однажды, смотрю, Гюли, дочь курда, нашего соседа, тихонько вошла в сарай и стала звать цыплят. Цыплята, привыкшие к ее голосу, тотчас сбежались. Она стала кормить их зерном, и увела от дома, к обрыву. Видишь, какая хитрая? Я настигла ее, когда она сцапала цыпленка и хотела унести. «Чертовка, куда это ты несешь нашего цыпленка?» — крикнула я и схватила ее за волосы. Она хотела оцарапать мне лицо. Тогда я повалила ее наземь и стала душить, пока не явился Асо и не отнял ее из моих рук.
— А большая была она? — спросил я.
— На целый аршин выше меня ростом. И до сих пор еще она таит злобу и говорит, что когда-нибудь убьет меня. Несчастная! Нашла кого убивать! Орех не для ее зубов!