А чуть больше трех десятков лет назад на севере континента случился большой пожар. Узнали об этом далеко не сразу, все-таки, Ярый лес был покрупнее некоторых стран. Потушить пожар удалось, но больше трети леса сгорело. Горельник, конечно, расчистили и засадили, но теперь местность совсем не похожа на Ярый Лес с его огромными старыми хвойными деревьями, редко не достигающими пятидесяти метров, или дубами с такими стволами, что не обхватить и вдесятером.
И теперь правитель Миира (ни много, ни мало, а сам Князь, так-то) решил, что нечего хорошей земле простаивать, раз уж достояние предков не удалось полностью сберечь. И вот тут-то случился вопрос. Что делать? Нет, это-то как раз понятно: заселять и осваивать. А вот кем..? Людей в Миире хватало. В том Миире, где половину его занимает непроходимая, жуткая, древняя чаща. Свои, миирцы, массово туда не поедут: дефицита земли на юге не наблюдалось, каждая семья могла себе дом поставить при желании. Кому захочется срываться в пугающую неизвестность, когда тут все свое, родное.
В общем, думал правитель долго. Придумал. Так как Миир всегда был малодоступной страной, свежая кровь появлялась крайне редко, только если кто-то из миирцев привозил себе супругу из другого государства. Поэтому, он поручил своим шпионам и их подручным на местах ненавязчиво искать и предлагать переезд на континент людям, заинтересованным в этом. Женщинам, мужчинам, семьям - большой роли не играло. Князь рассчитывал влить новую, свежую кровь в застоявшуюся миирскую, поэтому шаг был настолько же отчаянным, насколько и необходимым. Согласившимся обещали всяческую помощь, но было одно обязательное условие. В течение десяти лет с Миира нельзя было уехать, даже на время, никому из переселенцев. По истечении этого срока можно было спокойно путешествовать.
Разумеется, все это держалось в тайне, насколько это было возможно, но шила в мешке не утаишь и слухи все-равно ползли. Это не было запрещено, так что они обрастали невероятными подробностями, в связи с чем большинство людей считали все подобные рассказы детскими сказками.
7.
Разумеется, рассказать все это бабуле я не могла: Слово было дано. Да и нервировать бабушку лишний раз не хотелось. Поэтому, когда я все же выползла из своей комнаты, мне пришлось поведать ей упрощенную версию событий. Все свелось к тому, что мне предлагают длительный контракт с переездом и дали время все обдумать, прежде чем принимать решение. Собственно, так оно и выходило, и мой десятидневный срок "на размышления", который дал мне Орман, уже подходил к концу: шел седьмой день.
- А чего тут думать? - Ари поставила на стол чашки и теперь стучала ложечкой о керамические бока, активно размешивая горячий фруктовый компот, чтобы остыл быстрее. - Надо ехать! Ты молодая, умная и кровь у тебя кипит. Что ж тебе, киснуть в нашем Весморе всю жизнь? И что ты тут увидишь? Что ты вообще в жизни видела, Ивушка, кроме приюта и учебы? А так хоть поедешь, на других людей посмотришь.
- А вдруг что случится? Что же я буду делать? - спрашиваю, и дую в свою кружку. Горячо!
- Ива, а что с тобой может страшного случиться? Ты же контракт подпишешь. Сама знаешь, там и защита предусмотрена, и компенсации. Ведь стандартный договор? Да и потом, твои вопросы совсем мне непонятны. Сейчас же ты как-то живешь, хотя тебя не защищает ни контракт, ни приют. А если что случится? Что ты будешь делать?
Ответить я, конечно, не могла. Само собой, никакого контракта или договора я подписывать не буду. А значит, мне придется довериться совершенно незнакомому человеку с неопределенными мотивами. Нет, о причинах то он мне рассказал, да вот только я в бесплатные плюшки не верю. Где-то там и мышеловка найдется. Стоит ли рисковать?
Вообще, бабушка права. Терять мне нечего. И поехать хочется.
Промаявшись еще день, решила идти к Орману. Лаари открыла мне дверь сразу же, я даже не успела постучать.
- Здравствуй. Долго же ты думала. - и как в прошлый раз сунула мне в руки щетку. - Обметайся и проходи туда же, там опять прием. Постучишь сразу, не жди в очереди. И мокрую метелку клади на полку в углу, а не на газетный стол. - и улыбается широко так, что невозможно не улыбнуться в ответ.