Вот и путь наверх – полуобвалившаяся деревянная лестница. Стас подошел к ней, шагнул на нижнюю ступеньку и уверенно начал подниматься. Двигаясь вверх, вспомнил, как боялся идти по этой лестнице в первый раз, и усмехнулся. Все в этом мире относительно. Тогда он судорожно цеплялся за жизнь. А теперь ему все равно. Бояться больше нечего.
Разумеется, и рояль никуда не делся, все так же стоял на прежнем месте. Стас открыл крышку, коснулся рукой клавиш, и в тишине, царившей вокруг, раздался чистый глубокий звук. Стас вспомнил, как уверенно играла на рояле Таня, вспомнил ее прелестное, ангельское лицо, выражение глаз, каштановые волосы. Вспомнил, как она твердо сказала, что станет по-настоящему счастливой только в тот день, когда умрет человек, разрушивший ее жизнь.
– Ну что же, Танюша, – проговорил Стас, словно она могла его услышать, – сегодня я исполню твою самую заветную мечту.
Он поднялся на темный чердак, пробрался к слуховому окну и вышел на крышу. В ветвях большого дерева, росшего рядом с особняком, свистел ветер. Все еще шел снег, небо над городом потемнело и стало ниже, и от этого, казалось, еще ярче засверкали городские огни. До Нового года оставалось всего несколько часов.
Внизу, не затихая ни на секунду, шумел город, кипела жизнь, переполненная людскими надеждами, вожделениями, мольбами и проклятиями. Стас сделал несколько шагов и остановился на краю крыши. В лицо ему жадно дохнула пустота.
Стас вынул из кармана пальто «наган» и взвел курок. Терять было уже нечего. Если даже рука дрогнет и пуля пойдет как-то не так, то он все равно сорвется с крыши и упадет на асфальт с высоты где-то десяти, а то и двенадцати метров. Сомнительно, что после этого ему удастся выжить. Только сейчас Стас сообразил, что не оставил, как это принято, прощальной записки, но не стал акцентировать на этом внимание. Ему, собственно, уже было все равно.
– Прощайте, – тихо проговорил он, сам не зная, к кому обращаясь. Может быть, к приютившим его развалинам дома? Или к старому дереву, росшему во дворе?
И вдруг…
– Стас! Не надо… – прозвучал совсем рядом звонкий голосок.
Он замер, боясь поверить. Опять почудилось? Потом медленно повернул голову. У слухового окна на крыше стояла маленькая фигурка.
– Таня… – тихо сказал он, боясь спугнуть это видение.
– Я знала, что ты придешь сюда, – помолчав, призналась она.
– Ты… Ты простила меня? – почему-то с огромным трудом выговорил он.
В эту минуту ее ответ был для него важнее всего на свете, важнее жизни и смерти. Но ответить Таня не успела, потому что на крыше внезапно появилось фигура человека. Высокая, сутулая, она появилась из слухового окна. Человек, не заметив Тани, шагнул к Стасу.
– Вот мы и встретились, – проговорил он неприятно-резким и слишком высоким, никак не сочетающимся с его ростом и мощной комплекцией голосом. – Вот наконец ты мне и ответишь за все… За мою погубленную жизнь!
И опять, как и тогда, на Тверской, в его руке появился пистолет с уродливо длинным стволом. И в этот раз Стасу, стоявшему на краю крыши, было уже некуда от него деваться. Но тут снова неожиданно вмешалась девочка, которая громко закричала, назвав киллера по имени.
– Виктор! – крикнула она. – Остановись! Что ты делаешь?
От неожиданности убийца на миг замер, перевел взгляд на девочку, а она торопливо заговорила, обращаясь к нему:
– Витя, я тебя узнала! А ты меня узнал? Я Таня, Таня Кузнецова, твоя соседка! Помнишь меня? Витя, прошу тебя, остановись, не надо стрелять, не бери грех на душу! Лену и Костика ты все равно этим не вернешь…
Некоторое время убийца молча слушал ее. Но, видимо, упоминание о погибших жене и ребенке было ошибкой девочки, потому что, услышав их имена, он снова поднял пистолет… Но тут в слуховом окне за его спиной появился темный силуэт, с размаху набросился сзади, повалив на крышу и выбив из рук оружие. Пистолет пролетел по крыше и шлепнулся куда-то вниз. Тем временем Игорь – а это был именно он – завел руки убийцы назад, защелкнул на его запястьях наручники и вытащил из кобуры свое оружие.
– Лежи тихо! – приказал он.
А по улице уже бежали люди, где-то вдали выла милицейская сирена… Но Стас ничего этого не видел и не слышал. Он подошел к Тане и повторил свой вопрос: