— Вот тут и обитала наша община, — сказал Клеменц, подведя друга к одинокому дому с закрытыми на болты ставнями.
Сад был пустынен, заснежен и безжизненно тих. Вокруг дома — ни единого следа, только мышиная строчка, уходящая под тесовую обшивку крылечка.
— Трудно представить, что тут шумела жизнь молодой компании, — сказал Кропоткин.
— А шумела, — сказал Клеменц. — И споры, и песни, и даже русская борьба — все было. На удивление дачным зевакам. Натансон не любил дурачества. Он всегда был серьезен, деловит, мрачноват. Вон у тех деревьев читали на траве Марксов «Капитал». Немецкое издание. Читали и тут же переводили для тех, кто не знал немецкого… Да, тут начинался наш маленький дружеский социализм. А ведь это, пожалуй, знаменательно. Коммуна социалистов во владении графов. Да и каких графов! Кушелевых-Безбородко! Скрещение двух родовитейших фамилий. Безбородки в прошлом веке и в начале нынешнего были могучими государственными воротилами. А Кушелевы еще Иваном Третьим пожалованы поместьями. — Клеменц был компетентнейший знаток русской истории, знакомил с ней рабочих, а друзей, как только подвертывался подходящий случай, засыпал подробностями исторических фактов. — При Грозном Кушелевы ходили брать Казань, двое погибли. При Тишайшем воевали с повстанцами Степана Тимофеевича, опять двое погибли. Пугачевщина обошла их стороной, а до будущего великого восстания едва ли кто из них доживет.
Они постояли у запустевшего дома и пошли снежной целиной к тропе. Тут-то и наткнулся географ на камень — горбатый гранитный валун, один бок которого, крутой и гладкий, краснел под нависшим сверху снегом. Кропоткин обмел перчаткой глыбу и опустился перед ней на корточки.
— Посмотри, Митя, — сказал он, гладя ладонью гранит. — Это характерный эрратический валун. Финляндский гранит. Приполз сюда под огромной толщей льда. Движение его отшлифовало и нанесло шрамы. Видишь эти косые бороздки? Я осмотрел тысячи подобных валунов и теперь совершенно убежден, что именно под движением мощных ледников расползлись они по европейским и азиатским равнинам, а не плавающие льды разнесли их, как утверждает Лайель.
— Лайеля и его последователей ты уже опроверг.
— Разве так опровергают? — Кропоткин встал, вынул из кармана «Пушки» и закурил. — Статьей не опровергнешь. Надо обосновать новую теорию. Обосновать и доказать. Надо ни много ни мало воссоздать картину древнего оледенения, установить границы его распространения в Европе и Азии. Описать весь ледниковый процесс, образовавший породные наносы. Материалы собраны, но лежат мертво. Нет времени взяться за них.
— Но нельзя оставлять дело на половине, — сказал Клеменц. — Посидим, дружище, подумаем, как быть. — Он снял свой ветхий клетчатый плед, накрыл им валун, и они сели.
Кропоткин окинул взглядом сад — черные деревья на ослепительно белом снегу.
— Представляешь, Митя, когда-то эти места, где мы с тобой живем, думаем, рвемся в будущее, лежали под верстовой толщей льда. Откуда он появился, такой лед? Шли тысячелетия, на земле росли тучные деревья и травы, человек, еще мало отличаясь от зверя, жил довольно легко, пищи ему хватало, в одежде и кровле почти не нуждался. Но постепенно наступал холод. Шли еще и еще тысячелетия, на Скандинавском полуострове и в Финляндии скапливались льды. Потом они поползли и покрыли всю северную Европу, двинулись и дальше на юг. Понадобились тысячелетия потепления, чтобы началось таянье льдов и наступил озерный период. Озера и болота стали медленно высыхать. С юга надвигалась растительность. Эпоха высыхания продолжается и ныне. Она засушивает леса и расширяет степи на юго-востоке Европы и в других частях света. Жертвой ее уже пали земли Центральной Азии. Человек должен найти способ, чтоб остановить процесс высыхания.
— Послушай, Петр, тебе необходимо, совершенно необходимо закончить свои труды. И как можно скорее. Что, если на время оставить работу в нашем обществе? Твое научное дело имеет огромное значение.
— А борьба за освобождение народа? Она что, не имеет никакого значения? Сперва надо освободить человека от социальных пут, и тогда он сможет успешно бороться с природными бедствиями. Нет, дорогой, от дел общества я не отойду. Надо как-то исхитриться в использовании времени, чтоб хватило его на то и на другое.
— Как же ты исхитришься?
— Урежу сон, урежу прогулки. Сегодня вот мы с тобой перехватили через край. Пойдем, Митенька, к нашим делам.