Невский гремел, звенел и кипел, казалось, тоже бесцельно и праздно. Люди шли и ехали куда-то просто так, чтобы только взбодриться уличным шумом и подышать морозным воздухом ясного ноябрьского дня. Не верилось, что они движутся по определенным направлениям, понуждаемые какими-то делами. Не верилось, что сотни полицейских и жандармских агентов шныряют сейчас по городу, высматривая и разыскивая нарушителей порядка империи.
Он миновал Гостиный двор и остановился переждать сплошной поток экипажей, сворачивающих с Невского на Садовую. Странное ощущение безнадобной свободы не оставляло его. Он не знал, куда себя девать. Как можно прожить весь день без работы, без дружеского разговора? До вечера еще далеко, а раньше вечера никого из друзей не встретить. Чем заняться? Как чем? Зайди вот в Публичку и почитай что-нибудь благотворное. Тургенева, например. Давно не читал его упоительных рассказов, пахнущих земляникой. Вот и выдалось время.
Он пересек Садовую и завернул было в Публичную библиотеку, но тут же понял, что читать сейчас, когда у Синегубов вот-вот должны появиться жандармы, не сможет. Надо все-таки разыскать кого-нибудь из друзей, решил он. В штаб-квартире теперь, конечно, никого нет. Пойти на Выборгскую к Чарушину и Кувшинской? Днем их на месте не застанешь. У Низовкина, как не стало там Сердюкова, редко кто бывает… Ба, перед тобой ведь черкесовское заведение! В читальном зале наверняка сидит кто-нибудь из твоей братии.
Он перебежал через проспект, вошел в книжный магазин Черкесова. Хотел сразу подняться по лестнице в читальный зал, но, глянув на людей, стоявших у прилавка, увидел среди них Клеменца. Узнал его по сутуловатой спине, мятой рыжей шляпенке и ветхому пледу, свисавшему с одного плеча. Подошел, встал рядом. Клеменц листал какую-то книгу.
— Приветствую, — сказал он, не повернув головы.
— Чем так увлекся? — сказал Кропоткин.
— Прелюбопытная вещь. Забелин. «Домашний быт русских царей».
— Да, тебе это надо знать, исследователю русской истории.
— Да и тебе не мешает поинтересоваться. Быт царей ты знаешь, да только современный, а тут шестнадцатое и семнадцатое столетия.
— Почитаем, но пока оставь Забелина — ты мне очень нужен.
Клеменц положил книгу на прилавок, взял Кропоткина под руку и отвел к стене, к длинному кожаному дивану. Они сели.
— Что на Шлиссельбургском тракте? — спросил Кропоткин. — Не слышал?
— Я только что от Синегубов. Не утерпел, забежал.
В магазин вошел Феофан Лермонтов с каким-то розовым юнцом. Вошел, снисходительно кивнул головой бывшим своим сообщникам и гордо проследовал мимо.
— С адъютантом все теперь ходит, — сказал Клеменц. — Генералом ведет себя в своем кружке. Хорошо, что мы избавились от него.
— Синегубы приготовились? — спросил Кропоткин.
— Да, прибрались. Книги и брошюры унесли и запрятали рабочие. Опасные бумаги сожжены. Сергей и Лариса проживают легально. Так что нет ничего страшного.
Лермонтов постоял с полминуты у прилавка, что-то сказал «адъютанту», подошел к дивану и сел.
— Как поживаете, господа? — спросил он.
— Вашими молитвами, — ответил Клеменц.
— Собираетесь, говорят, в народ?
— Да ведь кто как.
— Все готовитесь просвещать мужиков?
— Все готовимся. А каковы ваши дела?
— Тоже идем в народ, но с другой целью.
— Не подпалили еще Россию? Может, она уже пылает? Вы еще весной прошлого года говорили, что крестьянство так накалено, что поднеси спичку — и вспыхнет восстание. Не пробовали подносить-то, не вспыхивает?
— Напрасно иронизируете, книжники. Восстание не за горами.
Подбежал розовый юнец.
— Ничего подходящего не подобрал, Феофан Никандрович. Вот «Бесы» как-то залежались. Взять?
— Этого еще не хватало! — возмутился Лермонтов. — Может быть, Стебницкого предложишь, Писемского? Впрочем, дай-ка сюда. — Он взял книгу и начал ее листать с середины. — Тут есть одно любопытное место, одна фраза Верховенского. Очень любопытная, к вам, Петр Алексеевич, относится. В какой же это главе? Ага, вот в этой. Сейчас найдем фразочку. Вот она. Послушайте, князь, прямо о вас. «Вы никого не оскорбляете, и вас все ненавидят, вы смотрите всем ровней, и вас все боятся, это хорошо. К вам никто не подойдет вас потрепать по плечу. Вы ужасный аристократ. Аристократ, когда идет в демократию, обаятелен!» Каково сказано, а?
Кропоткин встал:
— Но демократ, когда лезет в аристократию, смешон. Идем, Дмитрий.