Вместо этого, их брак превратился в нечто намного большее.
Я был на их свадьбе пару месяцев назад, и даже тогда знал. Я видел это в том, как она разговаривает с ним, в языке ее тела, когда они находились в одной комнате. Ну, ладно, она была Энди, ни один нормальный человек не мог отказать ей в чем-либо.
— Ты любишь его? — спросил я, когда мы были одни в ее свадебном номере.
Она покрутилась передо мной, пожала плечами и протянула руку. Я схватил ее за кончики пальцев, и меня захлестнул гнев. Ледяные. Я был доктором. Я знал, что с ней творится, черт подери. Я практически видел зараженную кровь в ее кровеносной системе, и, даже оставаясь самим собой, а именно — одним из самых блестящих умов в современной медицине, я не мог сделать ничего, чтобы остановить болезнь. Ничего.
Смотреть, как она улыбается, словно у нее в запасе все время мира, было подобно острому ножу, проникающему в мою грудь. Нормальные девушки в день своей свадьбы смотрятся в зеркало и переживают о том, как лежит макияж или сидит платье. Но Энди? У нее не было жалоб на мир. Из всех, кого я знал, именно она должна была жаловаться — но она никогда этого не делала.
— Ник? — Энди слегка сжала мое плечо. — Сейчас ты делаешь эту странную вещь: пялишься в пространство и хмуришься так, что появляется морщинка между бровями, — она нажала на кожу между моих бровей и сморщила нос. — Пенни за твои темные и мрачные мысли.
Вздохнув, я убрал ее руку, и притянул в свои объятия, мои губы были в миллиметре от ее уха.
— Он никогда не будет достоин тебя.
— А ты? — парировала она.
Я вздохнул и отстранился.
— Полагаю, я заслужил это.
— Да, — она улыбнулась.
Я облизал губы и заставил себя отвести взгляд от ее ротика.
— Я сделаю все, что смогу, чтобы удержать твоего отца на расстоянии, Энди. Но ты знаешь, я не могу ничего обещать.
— Он все еще контролирует тебя… не так ли?
Я не ответил.
— Ник, я переживаю за тебя.
Она и должна была.
Коза Ностра была организована таким образом, о котором русская мафия могла только мечтать. Было определенное уважение среди итальянцев, лояльность, основанная не только на родственных узах, но и на крови.
— Не надо, — сказал я отстраненным голосом, с тревогой потирая татуировку серпа, отпечатанную чернилами на моей руке. — Последнее, что тебе нужно делать, это добавлять проблемы в свою жизнь. Просто обещай мне, что если итальянцы не продержатся до конца сделки, ты оставишь кровавый след на своих поминках.
Я должен был сказать это, даже если и знал, что они продержатся. Так уж они устроены.
У Энди вырвался смешок.
— Жестокий русский.
— Наполовину русский, — поправил я.
— Все же считается, — она подмигнула, а затем заговорила серьезно: — Ты все еще боевик у моего отца, Ник? Скажи мне…
Я отвел взгляд.
— Просто будь счастлива, Энди, и если тебе что-то понадобится, что угодно…
— Есть кое-что, — прошептала Энди.
— Почему у меня такое чувство, что мне не понравится то, что ты сейчас скажешь?
— Потому что тебе не понравится. Всегда доверяй своей интуиции, Ник.
Я закатил глаза, пытаясь заставить ее сменить тему, а не концентрироваться на моих грехах или том, как босс, ее отец, все еще держит меня за яйца.
— Что это, Энди?
— Приди на мои похороны.
— Энди!
— Что? Это справедливо. Я пригласила тебя на свою свадьбу, и ты — единственная настоящая семья, которая у меня есть, — я ощутил чувство вины. Это ложь. У нее была сестра, просто они никогда не встречались. — Пожалуйста?
— Отлично, — я облизал губы, заставив себя улыбнуться, хотя хотел делать что угодно, только не присутствовать на ее похоронах. — Я сделаю это.
— Замечательно, и, Ник?
— Да?
— Она должна быть очень красивой.
— Чертова читательница мыслей, — пробормотал я, доставая стакан и наливая в него виски. Я был на работе. И пил. Что-то в медицинской школе явно проповедовало против этого, не то чтобы я вел операцию прямо сейчас. Мои руки тряслись так, что жидкость практически расплескивалась через край стакана. Выругавшись, я выпил все содержимое и перезвонил Серджио.