— Но… — я прижала пальцы к вискам. — Я помню несчастный случай.
— Я показал тебе фотографии, — он вздохнул, — твоей разбитой машины, и я… — он сглотнул, — причинил тебе боль, сделал порезы на твоих руках, потому что, независимо от твоего психического состояния, мне нужно было показать, что я контролирую происходящее. И обычно единственный способ продемонстрировать это — сделать больно, хотя бы незначительно. К сожалению, твоя боль оказалось сильной.
Было слишком много всего, я не могла это осмыслить.
— Как ты меня вернул? — прошептала я. — Почему я сейчас с тобой?
— Потому что я солгал твоему отцу, сказав, что итальянцы знают, где находятся остальные притоны... Он поверил мне, потому что с тех пор, как он напал на одного из них несколько месяцев назад, некоторые ключевые части информации пропали без вести. Я попросил тебя... И сказал ему, что взамен позабочусь об итальянцах.
— Но ты этого не сделал.
— Нет... И были... условия. Он сказал, что я могу забрать тебя на год, но если прикоснусь к тебе и вызову одно из настоящих воспоминаний о том, что ты увидела его со шлюхой, с девушками... он убьет нас обоих, так что... — он встал и широко развел руки в стороны. — Я воссоздал комнату, почти идентичную той, в которой ты была, даже поставил маски, — он подошел к комоду, а потом, зарычав, опрокинул его на пол и сам опустился на колени. Он потерял рассудок. Или, возможно, просто позволил мне увидеть, что не контролирует себя, как я всегда думала. Я медленно выскользнула из постели и присела рядом с ним на полу.
— Тебе нужно идти, — прошептал он.
— И куда я пойду? В дом моего отца? Того, кто мучил меня неделю? Нет, спасибо, думаю, я воспользуюсь шансом и останусь с человеком, который пытался спасти меня.
Мое тело снова задрожало от этих мыслей. Он не был моей плотью и кровью, но он все еще являлся моим отцом, который должен был защищать меня, а не ломать и, смеясь, разбрасывать пепел. Теплые слезы текли по моему лицу. Николай потянул меня на себя, обернув мускулистыми руками, пока я продолжала тихо рыдать у него на груди.
— Я этого не сделал, — прорычал Николай. — Я тебя не спас. А сделал только хуже, гораздо хуже. Я мог бы тебя спасти, если бы попытался вытащить из здания, если бы передал тебя итальянцам и инсценировал твою смерть. Мог бы спасти, если бы… — он повернулся, чтобы посмотреть на мое лицо, его глаза были полны слез. — позволил тебе уйти, а не удерживал рядом с собой.
— Что, если я хочу, чтобы меня удерживали?
— Ты понимаешь, — сказал он, с трудом сглотнув, его губы были в паре сантиметров от моих, — что говоришь? Ты хочешь, чтобы тебя удерживало то же чудовище, из-за которого ты считала, что попала в автомобильную аварию? Тот же человек, который воспользовался шестнадцатилетней девочкой, потому что не мог ничего с собой поделать?
— Ты всего лишь поцеловал меня. Едва ли это преступление.
— Я не просто поцеловал тебя. Я желал тебя. Я хотел тебя с той минуты, как только увидел, и я чувствовал себя отвратительно из-за того, что был намного старше, но увлекся кем-то, кто так молод. Ты выставляла свои эмоции напоказ, в то время как меня учили, что эмоции были лишними, что они ни к чему не привели бы меня в жизни.
— И все же чудовище каким-то образом все-таки сумело превратиться в принца.
— Я не твой принц.
— Ты прав, — я кивнула. — Я думаю, что чудовище более сексуально.
Он усмехнулся.
— Ты должна сейчас спать, бегать, возможно, кричать и направлять на меня пистолет.
— Но я помню, — прошептала я, целуя его губы. — Я помню, как ты говорил мне, чтобы я хорошо училась в школе... Я помню, как ты рассказывал мне, насколько я особенная... Я все помню…
— Я снова заставлю тебя забыть. Это может быть опасно, но я должен исчезнуть из твоей…
Я поцеловала его, обхватив руками, наши языки сплелись в диком и безумном танце.
— У меня была твоя фотография в комнате, — выпалила я.
Его брови взметнулись вверх.
— У тебя, что?
— В моей комнате. Ты знаешь, как некоторые люди собирают фотографии групп или звезд? У меня была твоя фотография... Ты всегда был моим кумиром, может быть, поэтому я была такой сумасшедшей в том, чтобы встретиться с тобой, или, может быть…
— Может быть, ты просто хотела вернуться домой.
— Ты — мой дом, — прошептала я, стягивая рубашку.
— Боже, я годами ждал, чтобы услышать, как ты это скажешь.
Николай снова прижался ко мне губами, а затем порвал мою одежду, срывая ее с моего тела, и уложил меня на плед. Мне было все равно, я нуждалась в нем, хотела его с таким отчаянием, что было тяжело дышать. Он снял свою одежду, а затем прижался своим теплым телом к моему. Наши губы слились, когда он вошел в меня без предупреждения, и я откинула голову назад, сминая плед, в то время, как он любил меня.