— У тебя больше нет права говорить — нет, любимая, — холодно произнес Найяр, и меня ослепила пощечина.
Голова мотнулась, зубы клацнули, и во рту появился металлический привкус крови от прокушенной губы. И тут же мой рот был захвачен в жестокий плен герцогских губ. Я замычала, ударила его, но он этого даже не заметил. Запрыгнул в седло, не выпуская моего запястья и втащил к себе на лошадь.
— Ждем за деревней, — сказал герцог наемникам и пришпорил коня.
Мы выскочили за пределы деревни, свернули в лес, и Найяр остановил скакуна, тут же спешиваясь. Он выпустил меня из рук, и я попятилась, не в силах отвести взгляда от его горящего мрачным торжеством взгляда. Герцог наступал, я пятилась, и ему нравилась эта игра. Неожиданный рывок, и я уже вжата его телом в ствол дерева.
— Ты скучала, сокровище мое? Ждала встречи? — с жестокой улыбкой спросил он.
— Уйди, чудовище, — хрипло ответила я, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха, слишком сильно вдавил меня герцог в корявый ствол. Спине было больно, но душе больней.
Неужели все зря? Неужели все так и закончится? Неужели снова в клетку? А Флэй? Мой дикарь! Боги, пусть он исчезнет, пусть сбежит, пусть бросит меня тут, лишь бы жил!!!
— Чудовище? Я чудовище? — прорычал Найяр и отпрянул. — Я чудовище? Ты, мразь! — и снова пощечина.
Не удержавшись на ногах, я упала, сплюнула кровь, сочившуюся из разбитых губ, и подняла на него ненавидящий взгляд. Видеть толком не могла, глаза застилали слезы. Я встала и сжала кулаки. Да, сил ударить в ответ у меня нет, но есть моя боль и презрение. Несколько мгновений Найяр смотрел на меня, но вдруг лицо его исказилось, и он бросился ко мне, упал на колени, и горячие губы заметались по моим рукам, животу, опять по рукам.
— Прости, прости, — говорил герцог, сверкая лихорадочными глазами. — Прости, любимая, прости. Не ударю, в жизни не ударю больше, прости. Сафи! — закричал он, вскакивая и хватая меня за плечи. — Ответь, не молчи, скажи что-нибудь!
Я подняла на него глаза, из которых благодатным ручьем текли слезы.
— Ненавижу, — прошептала я. — Всей душой ненавижу. Лучше смерть, чем жизнь с тобой, животное.
И вновь холод сковывает синие глаза. Он отступил, смерил меня взглядом и вновь подступил.
— Если ты так хочешь, — хрипло ответил герцог. — Но прежде…
И я оказалась лежащей на траве. Если бы он вонзил в меня нож, я бы спокойно приняла сталь в свою грудь, но принять его естество в свое лоно я не могла. И ударила его. Била по лицу, извивалась, пыталась достать туда, куда один раз уже достала, не вышло, ничего не вышло. Мои руки оказались, заведены за голову, бедра Найяра втиснулись мне между ног, и вновь впился мне в губы, причиняя боль и вырывая из груди крик за криком.
— Я же жить без тебя не могу, дура, — кричал он мне в лицо. — Ты же все для меня, почему не понимаешь?! Я люблю тебя, слышишь, дрянь, люблю! Одну единственную люблю!
— Ненавижу тебя, мразь, ненавижу, — я захлебывалась слезами, обмякая, не в силах больше не бороться, не даже смотреть на его лицо, перепачканное моей кровью. — Убийца, зверь…
— Молчи, умоляю тебя, молчи, — простонал Найяр, выпуская мои руки. — Только молчи!
— Чтоб ты сдох, Найяр, чтоб ты сдох, — выплюнула я ему в лицо.
Он застыл, глядя на меня каким-то неживым, остекленевшим взглядом, и герцогские пальцы сомкнулись на моей шее. Найяр смотрел, не мигая смотрел, как я начинаю задыхаться, на мои бесполезные попытки освободиться… В глазах уже темнело, звуки утратили четкость, когда что-то изменилось.
Сначала исчезла тяжесть, и воздух хлынул в легкие, обжигая их. Сипло вдохнув, я закашлялась, а потом увидела высокую коренастую фигуру моего дикаря. Он ударил герцога. Потом еще и еще. Бил, словно кузнец молотом по наковальни.
— Одну забрал, вторую не отдам, — услышала я.
Затем он вскинул взгляд, еще раз ударил герцога, опешившего от неожиданного нападения и не оказавшего активного сопротивления. Последний удар свалил Найяра на землю, кажется, он потерял сознание. Флэй стремительно развернулся ко мне, схватил за руку и мы побежали.
Когда лес сомкнулся за нашими спинами, я услышала лошадиный топот, кто-то из наемников выскочил на то место, где мы оставили герцога. Впереди я увидела лошадь Флэя. Он взлетел в седло, подал руку мне и втащил к себе.
— Уйдем, — тихо сказал мужчина, и лошадь рысью побежала вглубь леса.
Флэй прижимал меня одной рукой к своей груди и молчал, больше не сказал ни слова. Это было какое-то напряженное молчание, неприятное. Я вывернула голову, и он болезненно поморщился, глядя на мои губы.