Надев протез и какую-то одежду, я направляюсь к дому Маттео. Я нажимаю кнопку звонка на его калитке.
— Chi e? — Кто там?
— Сантьяго Алаторре, — я сохраняю нейтральный голос.
Ничего не происходит. Проходят минуты, а из динамика не доносится ни звука. Я собираюсь снова нажать на кнопку, но останавливаю себя, когда ворота со скрипом открываются.
Утренние солнечные лучи освещают мне путь по длинной подъездной дорожке. Я почти не обращаю внимания на окружающую обстановку, вместо этого фокусируясь на Маттео, стоящем на крыльце.
— Заходи внутрь, — он вздыхает и приглашает меня войти.
Я оцениваю обстановку, разглядывая безделушки и фотографии на стенах.
— Я знаю, почему ты здесь, — он садится на старый стул.
Я следую его примеру и сажусь напротив.
— Мне нужно, чтобы ты поговорил с Хлоей. Сегодня.
— Я не могу, — он качает головой.
— Почему, блять, нет?
Он делает паузу. Его взгляд перемещается по комнате и останавливается на точке за моей головой.
— Потому что я не ее отец.
— У нее есть тест ДНК, который говорит об обратном
Он шумно сглатывает, избегая моего взгляда.
— Я слышал. Но тест врет. Я не ее отец.
Я не верю своим ушам.
— Мне любопытно узнать, кто, по-твоему, тогда ее отец, если это не ты.
Он смотрит на меня глазами, которые секунду назад не казались стеклянными.
Какого черта?
По его щеке стекает одна слезинка.
— Я не могу быть отцом Хлои. Я никогда не был с женщиной из Америки, и я был верен своей девушке — теперь уже бывшей жене — во время зачатия Хлои. Она не моя. Она не может быть моей.
— Ты отрицаешь, потому что боишься, что твоя бывшая жена или сын узнают, что ты был неверен тогда? Это так?
Он качает головой.
— Нет. Вовсе нет. Моя бывшая — наименьшее из того, что меня беспокоит, — он закрывает глаза. — Это просто невозможно. Я говорю правду, клянусь.
Я пытаюсь понять, что за чушь Маттео извергает из своего рта, но у меня не получается.
— Тест связал Хлою с тобой. Мне все равно, какие фантазии ты придумаешь, чтобы справиться с этим, но Хлоя — твоя дочь.
Он вскакивает со стула.
— Нет. Ты должен понять. Есть только один возможный вариант родства Хлои со мной.
Что-то в его диком взгляде заставляет меня прикусить язык.
Он расхаживает по маленькой гостиной, проводя руками по волосам.
— Mio fratello mi sta fregando, persino dall’aldila — Мой брат трахает меня даже из могилы.
— Что?
— Мой брат все еще издевается надо мной.
Мое сердце замирает в груди. Я могу дышать. Я могу пошевелиться. Я не могу ничего сделать, только молча смотреть на Маттео.
Брат?
Маттео ничего не говорит, выходя из комнаты.
Я постукиваю пальцами по колену. Хлопанье разных ящиков вдалеке дает мне понять, что Маттео все еще где-то рядом. По крайней мере, он не сбежал с территории, прежде чем у него появился шанс все прояснить.
Чем дольше я жду, тем сильнее усиливается тошнота. Что он имел в виду, говоря, что брат над ним издевается?
Маттео возвращается в комнату, сжимая в руках фоторамку. Он вытирает стекло рукавом, прежде чем передать ее мне.
Черт. Я не смог бы представить то, что вижу, даже если бы захотел. И, черт возьми, я хочу, потому что это последнее, чего я ожидал.
Рамка трясется, когда дрожь в моих руках усиливается. Два одинаковых Маттео стоят бок о бок. Один Маттео смотрит в камеру, а другой сохраняет нейтральное выражение лица, выглядя худым и бледным.
Маттео проводит пальцем по лицу, на которое я смотрю.
— Это мой брат-близнец. Доминик.
Слава богу, я сижу, потому что не думаю, что успел бы дойти до стула, прежде чем упасть.
Маттео возвращается на свое место напротив меня.
— Он — единственное объяснение всему этому. У меня никогда не было секса с кем-то в Нью-Йорке… а мой брат… он попадал во все возможные неприятности, когда мы навещали маму.
Мне все равно, что сделал его брат, лишь бы поскорее доставить его жалкую задницу сюда. Хлое будет плевать на реакцию Маттео, если мне удастся найти ее настоящего отца.
— Где твой брат? Мне нужно его найти. Если я смогу убедить его приехать сюда, то он сможет познакомиться с Хлоей, и это решит все наши проблемы. — И тогда она останется.
Я могу это исправить. Конечно, Хлоя провела все лето, общаясь с Маттео вместо своего настоящего отца, но это не совсем потерянное время. В конце концов, он ее дядя.
Покрасневшие щеки Маттео теряют свою окраску.