Я решил подразнить ее, не желая смущать еще больше.
— Можешь оставить их здесь. На секунду я подумал, что ты гораздо более требовательна к своему внешнему виду, чем я предполагал.
— Боже, нет. Я так же требовательна к себе, как домашняя золотая рыбка, — она подталкивает ко мне свой багаж.
— Та, что была у меня в детстве, умерла, так что у меня нет хороших исходных данных для сравнения, — я беру чемодан и закатываю его в шкаф под лестницей.
— Поскольку у меня никогда не было домашнего животного, я тоже не могу сравнивать.
Я снова смеюсь, и она улыбается. Она прекрасно выглядит, ее глаза блестят под ярким светом люстры. У меня возникает искушение поцеловать ее. Прямо здесь, прямо сейчас.
Ее губы раздвигаются, а глаза анализируют мое лицо. Я придвигаюсь ближе, чтобы обвить рукой ее шею.
Нас прерывает мамин звонок. Я стону, потирая рукой лицо.
— Я лучше пойду отвечу. Чувствуй себя как дома, пока я собираю вещи.
Ее плечи опускаются на сантиметр. Почти незаметно, но от этого движения мой пульс учащается. Мне нравится заставлять ее хотеть меня. Это возвращает ту часть меня, которая давно хранит надежду. Я боюсь выпустить ее на свободу, но не потому, что не хочу, а потому, что ее невозможно будет остановить, если все начнется. А это опасная игра с тем, кто планирует остаться здесь лишь на время.
Я прохожу в свою спальню и беру телефон с тумбочки. На экране высвечивается голосовое сообщение от мамы. Она говорит о том, что нужно запастись дополнительной одеждой на случай, если мы будем посещать несколько мероприятий в один день. Даже после ассимиляции в восемнадцать лет она все еще нянчится со мной.
Я двигаюсь к своему багажу, перетасовывая одежду, пока все не уместится. Когда я стаскиваю свой багаж с кровати, он выскальзывает у меня из рук и шлепается на пол. Укол прямой агонии пронзает мою правую ногу. Легкие горят от резкого вдоха.
Фантомные боли. Я думал, что победил эту часть своего исцеления, но очередная пульсация говорит мне, как я ошибался. Это одна из худших частей потери ноги. Мой мозг посылает сигналы, а в ответ получает сообщение об отсутствии конечности. Это похоже на паническую атаку внутри моего тела, нервы сходят с ума.
К черту мою правую ногу, к черту до самого конца. К черту все.
Эта боль не настоящая. Твоей ноги давно нет. Я напеваю свою старую мантру, молясь, чтобы боль ушла.
Очередная волна беспокойства заставила меня сгорбиться. Я сдерживаю проклятие, скрипя зубами, чтобы побороть боль. Холодный пот выступает на моей коже, когда я издаю стон.
— О Боже, ты в порядке? Я слышала, как что-то упало, и забеспокоилась, — голос Хлои прорывается сквозь звуки моего тяжелого дыхания.
Я ненавижу ее беспокойство, как и то, что она застала меня в таком состоянии. Слабым. Отчаявшимся. С невероятной болью. Как будто мой демон не может позволить мне обрести счастье даже на пару дней с кем-то другим.
Нет. Моя нога должна быть звездой шоу, снова и снова.
— Я выйду через несколько минут, как только это пройдет, — мой голос ломается.
Я вожусь со своей ногой, царапая джинсы, когда поднимаю подол. Еще одна дрожь пробегает по мне, когда мое тело интерпретирует травму там, где нет, блять, ничего. Я не могу сдержать стон в присутствии Хлои.
— Ты меня пугаешь, а я не знаю, как тебе помочь!
— Иди наружу. Это пройдет через несколько минут, — я каким-то образом набираю достаточно энергии, чтобы ответить. Каждое слово требует усилий, я задыхаюсь и чувствую боль.
— Да нет. Ты еще более сумасшедший, чем я думала, если думаешь, что я оставлю тебя здесь в таком состоянии, — Хлоя подтаскивает ко мне массивное кресло из угла моей комнаты. От скрежета дерева по моим рукам пробегают мурашки.
Меньше всего мне нужна ее помощь, но я не могу найти в себе силы сорваться на что-то жалкое. Чтобы оттолкнуть ее, пока она не увидела, какой я на самом деле. Все, что связано с нами, было великой сказкой, в которой мы избегали правды и притворялись перед всеми. Но это не по-настоящему. Если она — принцесса, которая собирает полевые цветы и излучает солнечный свет, то я — зверь со шрамами и соответствующим характером. И как зверя, меня лучше оставить в покое. Новость для романтиков: Белль страдала от стокгольмского синдрома. Ни одна женщина не захотела бы этого ублюдка, если бы не была его пленницей.
— Пожалуйста, уходи, — хриплю я.