Я вела мирные переговоры, но ты, Грей, похоже, не ценишь нормального отношения.
– Ведёшь себя как урод, думая, что я слабее? Так тебе легче пережить унизительное положение? – усмехнувшись, киваю в сторону стоящего на тумбочке подноса. – Молодец, продолжай изображать великого босса. Ложка, кстати, вон там. Возьми и поешь сам, если сможешь.
Да, это жестоко. Пожалуй, даже чересчур с моей стороны. Но Грей задел ту часть души, к которой я никому не позволяла прикоснуться со дня смерти отца и разрушения моей карьеры. Он триггернул меня не на шутку, заставив вспомнить все прожитые годы одиночества и ненависти к себе.
– То есть и кусок хлеба не подашь? – иронично уточняет он, скрывая плещущуюся внутри злость.
– Ну ты же безумно крутой и дерзкий Джон Грей, – вскидываю руки вверх, делано изображая восхищение. – Справишься без моей помощи.
Джон бросает тяжёлый взгляд. Я уже жду, что он пошлёт меня к чёрту, но Грей молча сжимает челюсти и тянется за ложкой.
С особым наслаждением я наблюдаю, как он медленно, но с усилием поднимает ладонь с колен. Сначала просто сжимает и разжимает пальцы в кулак, словно проверяя, насколько они его слушаются.
Я же подавляю неизвестно откуда взявшееся желание подойти и помочь, пока он пытается потянуться дрожащей рукой к тумбочке. В этот миг в груди уже начинает печь от жалости и стыда за принятое решение отомстить, унизив его.
Дотянувшись до ложки, Джон неуверенно хватает её. Весь его сосредоточенный вид, сжатая до скрежета челюсть заставляют меня сглотнуть ком в горле и сделать маленький шаг к тумбочке.
– Давай подам, – сдаюсь, увидев, что он собирается той же рукой ухватить тарелку.
Это очень и очень низко с твоей стороны, Адалин… Ты же не такая. Не жестокая. Не озлобленная.
Где та добрая девочка? Куда она делась? Что ты с ней сделала?
«Её уничтожили», – всплывает где-то на задворках сознания.
– Без сопливых разберусь, – холодно бросает Грей уничтожающим тоном.
Несмотря на его грубость, я всё равно протягиваю ладонь к начавшему дрожать подносу, но слишком поздно. В этот момент происходит то, чего я боялась сильнее всего.
Не удержав руку, Джон роняет её на край подноса, и тот, вместе со всем содержимым, опрокидывается на пол.
Звук разбивающейся посуды и разлетающихся в разные стороны осколков заполняет пространство, отдаваясь гулом в ушах.
Первое время я просто пялюсь на растёкшийся по полу бульон и чай. Жидкость расплывается во все стороны, оставляя тёмные разводы на светлых деревянных досках. В груди что-то ухает. Как будто последняя оставшаяся капля самообладания и сил покидает тело.
– Ничего страшного! – сквозь собравшиеся в глазах слёзы успокаиваю… кого? Его или себя? – Я сейчас всё уберу…
Схватив со стола тряпичные салфетки, спешно опускаюсь на колени, промакивая жидкость, но у меня не получается собрать её всю.
Я прилагаю больше усилий, бросаю ещё одну салфетку сверху, будто могу стереть не только следы и разводы, но и всё, что я сделала.
Острые осколки впиваются в кожу даже через ткань, но я игнорирую колющую боль и проступающую из пальцев кровь, продолжая тереть пол.
Это всё из-за тебя.
Из-за тебя.
В голове набатом звучат слова о том, что я сотворила. Гул голосов нарастает, и каждый из них бросает оскорбления, хуже предыдущего. Будто кто-то хочет по чайной ложечке расковырять мою душу и свести с ума.
Никчёмная.
Ни на что не способная.
Недостойная отцовской фамилии.
Недостойная стать олимпийской чемпионкой.
Ты пустое место.
Тебя никто не уважает.
И Грей тоже!
Я импульсивно хотела наказать Джона, но показала лишь свою истинную, грязную сущность.
Как можно злиться на человека, оказавшегося в таком состоянии? Любой на его месте включил бы защитную реакцию и, возможно, вёл себя в разы хуже.
– Извини, – бормочу с вырвавшимся из груди стоном отчаяния.
Продолжая тереть пол, я глотаю горячие слёзы, подавляя чужие голоса в сознании.
Быстро моргая, стираю их с щёк, но они всё равно продолжают течь, капая на пол и мои окровавленные ладони. Не могут, чёрт возьми, остановиться.
До меня обрывками долетает голос Джона. Он что-то говорит, но я не могу расслышать ни слова из-за вырвавшихся наружу горьких рыданий, сотрясающих грудную клетку.
Глава 5
Джон
Думал, что жизнь знатно поимела меня во все щели ещё десять лет назад, но, по ходу, она решила, что недостаточно надругалась.