Весь оставшийся день Ахет убивал время, гуляя по улочкам Кены, где прятались лавочки мелких торговцев. Он восполнил языковые пробелы, впитав в себя немного жизненных сил наглых маленьких попрошаек, приставших к нему в безлюдном переулке. Всего-то: обнять, не очень глубоко вдохнуть, наслаждаясь эйфорией впитываемой жизни и информации, а потом протянуть пару крупных купюр своей жертве. Мальчишки ничего не заметили, только ощутили дружеские объятия щедрого иностранца и легкое головокружение. Никаких смертей — Ахет все еще держал клятву, данную себе пять лет назад.
На него нападала грусть, когда он проходил мимо торговцев сувенирами в древнеегипетском стиле. Безделушки охотно разбирались туристами на память о путешествии. И сейчас он, египтянин по происхождению, был таким же туристом и в некогда родной стране ощущал себя чужаком. Его Фивы канули в небытие, и ни Луксор, ни даже Каир не могли сравниться с некогда цветущей столицей Древнего Египта.
Шери вернулся в гостиницу после заката. Жан-Поль сидел на балконе с ноутбуком и разбирал отснятый материал.
— У кого-то хорошее настроение? — произнес фотограф, наливая лимонад в два высоких стакана, стоявших на столике рядом с ним. — Нагулялся?
— Прекрасный вечер, — ответил Ахет, принес табурет и сел рядом. — Как Дендера?
— Лучше, чем я думал. Столько интересного рассказывают про главное здание...
— И что?
Ахет с удовольствием сделал несколько глотков прохладного напитка.
— Местные смотрители поведали, — начал повествование Вернье, — что есть в храме потайная комната, которую может открыть лишь избранный богами жрец. Там хранятся несметные сокровища. Там истинный алтарь богини. Ходят легенды, что на его территории часто появлялась Клеопатра — советовалась со жрецами по делам любовным. Потом наболтали столько разной религиозной и суеверной чепухи, что чуть с ума не сошел.
— Не веришь?
— Конечно. Археологи давно все облазили с приборами и без. Но, где древности, там и сказки.
— Где сказки, там и правда может быть, — задумчиво произнес Ахет на родном языке.
— Что? — не понял Жан-Поль.
— Вспомнил одну старую поговорку. Слышал в детстве, — ловко выкрутился Шери.
— Ты с утра со мной?
— Да.
— Тогда спать. Я хочу тебя видеть бодрым и красивым!
Однако, Ахету выспаться не удалось. Он лежал и в мыслях перебирал воспоминания мальчишек, словно фотографии в альбоме. Мужчина позавидовал ребятне от чистого сердца: у них было детство, пусть бедное, но детство в компании друзей, с любящими родственниками. Счастливые… После такого сон уже не шел. Египтянин вспомнил себя ребенком, сестру — единственного близкого человека. Ее нежный образ беспардонно вытеснил озлобленный старший брат, желавший наказать упрямца, так и не покорившегося отцу. Ахет без сожаления прогнал Рамсеса из своих воспоминаний, снова представил очаровательную Тиа среди цветов храмового сада. Шери тяжело вздохнул: даже окруженный бурной жизнью в Париже, он тосковал по ней каждый день. Обладая нечеловеческими возможностями, древний египтянин оказался бессилен что-либо изменить, и это бессилие полностью обесценивало дар, которым наделил его Анубис.
Поднявшись еще до восхода, Ахет стал приводить себя в надлежащий вид для фотосессии. Он научился обходиться без посторонней помощи: сам уложил волосы феном, немного поколдовал над лицом, добавляя выразительности и древнеегипетской притягательности, облачился в белую рубашку и светлые брюки. Добавил украшений на запястья, застегнул на шее кожаный шнур с кулоном в виде креста «анх», но этого ему показалось мало. Поверх одежды теперь красовались несколько толстых цепочек с висюльками из полудрагоценных камней. Ахет знал привычку Жан-Поля слегка раздевать его во время работы: через пару часов рубашка и ботинки окажутся «лишней» одеждой, и наплевать, где будут идти съемки. И чем больше Шери нацепит на себя сейчас, тем дольше будет снимать побрякушки. А там, может, и сам Жан-Поль устанет и отстанет от фотомодели со своими фантазиями.