Ахет уже не понимал, сколько просидел, обхватив колени и тоскуя по прошлому. Лишь, когда поднял голову, обнаружил, что там, где он вошел, теперь высилась стена, а выход оказался с другой стороны и подсвечивался неярким теплым светом. Мужчина встал, отряхнулся, надел рубашку, заправил ее, подвернул рукава.
«Завтра продолжим», — подумал он и направился к выходу.
Через несколько шагов египтянин заметил, что все вокруг изменилось: пол был ровнее, фрески новее и ярче. Света стало больше. Справляясь с легкой дрожью, он пошел вперед.
— Вот, что значит, не спал ночью, — вздохнул мужчина вслух.
— Сам себе же и не давал… — послышался голос, похожий на женский и говоривший на его родном языке.
— Кто ты?
— Та, кому ты служил и, может, служишь сейчас.
Свет впереди усилился, стал обретать человеческую форму.
— Я хотела прийти в своем истинном обличье, но побоялась, что испугаешься…
Ахет пал ниц, коснувшись лбом пола. Но его преклонение было недолгим — чьи-то нежные пальцы взяли его за подбородок и легко потянули вверх, повелевая встать.
— Это сон? — удивился египтянин, любуясь стоявшей перед собой женщиной в парадном платье и традиционных украшениях, как на фресках.
— Как хочешь, так и думай! — ответила она. — Не жалеешь, что сбежал в мой храм, а не в чей-то другой?
— Нет. Даже сейчас, когда живу в новом мире.
Богиня усмехнулась, небрежно махнула рукой: стены исчезли, став прекрасным садом. Неизвестные Ахету деревья с объемной кроной давали приятную тень, ряды из кустов шиповника создавали причудливый лабиринт вокруг прозрачного озера с песчаным пляжем.
— Мне скучно! Развлеки меня! — приказала Хатхор.
Бывший верховный жрец опустил взгляд: он всегда был плохим танцором, певцом, не то, что Тиа, зато хорошим документоведом и управляющим.
— Скромность, достойная похвалы! — величественно произнесла женщина.
Она приблизилась к Ахету и только собралась, вопреки египетским обычаям, коснуться поцелуем его губ, как тот сквозь силу оборвал непроизвольный глубокий вдох, внезапно оттолкнул богиню и с шумом выдохнул.
— Как ты смеешь, презренный смертный! Страх потерял!
— Пусть ты и Великая Хатхор, но тебе жить надоело? Ведь ты даже не почувствовала, как я пил из тебя жизнь! — в отчаянии воскликнул египтянин. — Не подходи ко мне близко! Не целуй! Ты ведь знаешь, что случилось с моей сестрой?!
— Знаю… Думала, на меня такое не действует. Видимо, ошиблась… Что же задумал Анубис, раз наградил подобным обычного человека? Как ты еще жив? Твой дар — твое проклятье. Он обрекает на одиночество, на боль и тоску. Ты мой жрец и не должен страдать по воле другого бога. Я хочу провести этот день с тобой, развеять твою грусть. Я твоя госпожа, и это мое желание!
С богами нельзя спорить, им можно только повиноваться. И Ахет это прекрасно понимал. Он хотел сбежать, вырваться из странного места, в котором оказался против своей воли, только не знал, как.
— Кажется, я нашла, чем приглушить твою смертоносную силу, — улыбнулась Хатхор. В ее руке появилась чаша со светящейся жидкостью. — Пей! До дна!
Ахет подчинился. Красивое на вид, но отвратительное на вкус питье закружило голову, затуманило разум. Он не мог сосредоточиться. Шатаясь, египтянин сорвал цветок, но сделать бабочек не получилось. Ни одно заклинание не приходило на ум.
— Теперь до захода солнца ты безобиднее ужа, — богиня облизала губы и страстно поцеловала жреца. Тот не почувствовал ни эйфории, ни прилива сил, ни чужих воспоминаний, роящихся в мыслях, только неведомое до этого момента удовольствие. Хатхор жаждала большего, но Ахет, грубо разорвав поцелуй, отпрянул назад.
— А Тиа? Я не могу…
— Глупый смертный! Ее здесь нет и еще долго не будет!
— Пусть и так, я не нарушу своего слова…
— Упрямый! Непокорный! — подобно змее, зашипела хозяйка храма. — Что такого, если ты развлечешь меня, как госпожу развлекает раб? Твой долг верховного жреца — угождать мне!
— Я обещал себя только ей и больше никому! Даже тебе! — дрожа от гнева вперемешку со страхом, воскликнул Ахет.
— Какая гордость! — в голосе богини зазвучали ноты глубокой обиды. — Значит, дело только в ней, Ахетмаатра? Или только в тебе?