Никто за мной не бежит.
***
Когда родители возвращались с очередного школьного собрания, на котором озвучивали послужной список моих бунтарей-одноклассников, они всегда говорили: дурость нужно выбивать молитвами и учением. И вот уже несколько часов я этим и занималась в центральной библиотеке города. Помогло ли это? Не очень. Всё чего я добилась - это сонливость. Клюю носом над учебником по журналистике. Пытаюсь разобраться в теме доклада, но сконцентрироваться, как бы я не пыталась, не получается.
На улице уже порядком стемнело. Поздняя осень. Уменьшился световой день. Пальцами зарываюсь в свою голову, рассчитывая вычесать оттуда ответ, а не порох перхоти, который, словно снег, падает на раскрытые страницы учебника.
Я чувствую себя… нехорошо. Внутри меня тьма борется со светом. И это выматывающая битва. Всё равно, что раздвоение личности. Вечные споры и скандалы с самой собой. От этого раскалывается голова. Как ни странно ответ ко мне приходит, но смогу ли я переступить порог церкви сейчас?
В храме темно. Встаю перед иконой Богородицы и, превозмогая боль, произношу молитву искупления.
-Тебя давно не было.
Отец Феодосий выходит из почивальни и, видя меня кивает. Он смотрит так пронзительно, что я повинно опускаю голову.
Стыд, какой. Какой стыд.
-Да.
-Что тебя мучает? Блеск в глазах нездоровый, синяки под ними, бледная вся. Недуг какой подхватила? - щурится, разглядывая меня в пламени свечей.
-А где Марфа Никитична?
-Отпустил я её.
-Я… - сглатываю ком в горле, - Хочу исповедаться, батюшка.
Малиновая комната сегодня особенно пугающая. Раньше она казалась мне большой, а теперь стены давят и заставляют скукожиться. Присаживаюсь на краешек кушетки, батюшка следует моему примеру. Начать не решаюсь, а он меня не торопит.
Бог милостив. Он прощает всех, но пальцы то и дело подрагивают. Обсуждать такую тему с отцом Феодосием неудобно и стыдно. Он же меня с детства раннего знает. Я у него в Пасху на коленке сидела и кулич жевала. А теперь я выросла и…
-Меня мучает демон.
Лицо отца Феодосия искажается, троеперстием он перекрещивается, а я продолжаю свою исповедь под надрывной треск воска. Слова выходят из меня с натяжкой. Что-то сопротивляется и это уже недобрый знак.
-Он является ко мне во сне и наяву.
-В обличии?
-Да. Мы учимся в одном Университете. Эта страсть безумна, батюшка. Он искушает, нашёптывает. Он сильный, а я так слаба… Я чувствую, что не справляюсь. Я уже не справилась, батюшка. Я поддалась ему! - слезы душат меня и я падаю на колени светлицы.
Лишь бы простил меня. Лишь бы понял…
-Сколько он мучает тебя, дитя.
-Месяц. - пол холодный и твёрдый, но сил встать у меня нет совершенно, - Или чуть больше. Простите меня, что утаивала, я так раскаиваюсь…
-Ну что ты. - его голос звучит нарочито ласково, и это заставляет меня поднять глаза. Батюшка пальцы скрестил, смотрит на меня сверху вниз. И что-то в этой нежности меня напрягает. Я моргаю пару раз, прежде чем он произносит следующие слова и всё меняется. Его голос. Его облик. Его взгляд. - Грань переступала? - выкрикивает батюшка, а рот его под густыми усами кривится.
-Что?
-Прелюбодействовала с ним? Поддалась блуду, распутница?!
Не могу вдохнуть. Я парализована страхом. Карабкаюсь назад по дощатому полу, не сводя глаз с нависающего надо мной батюшки. Птица в груди трепыхается, она боится того, что будет дальше и отчаянно грызет прутья клетки.
-Я-я-я… Не понимаю.
Он жёстко хватает меня за подбородок, сжимает щёки, из-за чего распахивается мой рот. Глядит на меня взглядом далёким от милосердия.
-Отвечай, суккуб.
Он не даёт времени на ответ. Растерянную меня за затылок прижимает к себе. Лицо мгновенно мокнет, носом дышать в чёрную ткань тяжело. Но больше всего меня пугает то, что я не понимаю, что происходит.
Это всё дурной сон. Ещё дурнее предыдущих и… я так хочу проснуться!
Он грубо сдвигает моё лицо в сторону, своей скулой под рясой я чувствую что-то твёрдое. Прижимает, отпускает, прижимает и отпускает. Эти действия повторяются бесчисленное количество раз. Кажется, я впадаю беспамятство.
Я - безвольная кукла в ступоре, но тело моё продолжает жить. Мои руки от кончиков пальцев до основания плеч дерёт нервная дробь. Грудь больно сжимают сквозь ткань платья и чашку бюстгальтера.
Он продолжает истязать меня.
-Я исцелю тебя, дитя, я исцелю… - доносятся бормотания.
Голова… Голова кружится. Он дёргает мои волосы, а из меня наконец вырывается скулёж.