– Поймите, у меня учёба.
На самом деле я не хотела быть журналистом. Это была дерзкая мечта. С моими баллами я могла поступить куда угодно, и я взяла себя на слабо. Подумала, смогу ли я измениться, смогу ли я стать такой наглой, чтобы, не стесняясь, совать свой нос с в чужие дела? Не смогла. Но сейчас эта учеба служила мне хорошим прикрытием.
Матвей – хороший парень, но… Что мне с его хорошести?
– И ты не выкроишь пары дней на свадьбу? – продолжала Марина Алексеевна.
– Свадьба требует больше двух дней.
– Да что ты? – воскликнула она так очаровательно, что желчь подкатила к горлу. – Никак целый аншлаг хочешь? А мы думали дома отметим, тихо, по-семейному. Но у нас не невестка, а прям принцесса.
– Марина! – вспылила моя мать. – Ты, наверное, не знаешь, но образование требует много сил и времени.
Марина Алексеевна оскорбительно поджала губы. Моя мама, самая терпимая и самая добрая, укусила её за больное. Эта женщина в 18 лет выскочила замуж и спустя 6 месяцев родила сына. Она не получила образование, она не проработала ни одного дня. Её профессией и образованием было материнство.
– У женщины одна задача – греть очаг, – наставлял Пётр Григорьевич. – Рожай, люби мужа, живи. Зачем нужно это образование?
Жизнь ли — это на самом деле?
– Мы рассмотрим ваше предложение, – натянуто улыбнулась мама.
***
Матвей ушёл, не попрощавшись. В груди у меня всё ныло. Он наверняка обиделся, но… сам виноват! Я была так зла на него из-за того, что он решил сделать это на всеобщем обозрении. Не наедине со мной в каком-нибудь хорошем месте, а при родителях! Он не предупредил, не обсудил со мной такой важный шаг!
Ох, Боже, я становилась Эльвирой…
Я как раз лежала на своей постели, когда мама кротко постучала в дверь.
– Можно?
– Заходи.
Русые волосы, слегка тронутые сединой у корней, обрамлялись в удлинённое каре с закруглёнными концами. Мама обладала прямой осанкой, которой позавидовали бы балерины, несмотря на внешнюю мягкость, она обладала силой и внутренним стержнем. Она сглаживала углы, она была великолепной хозяйкой, и она готова была пожертвовать собой ради семьи. Последнее я не принимала.
–Тебе он совсем не нравится?
И взгляд у неё такой… Словно она преподнесла мне куклу, а я откинула ее прочь, не приняв подарок.
– Мам, сейчас просто не время. – говорила словами подруги, которые мне сейчас так пригодились. – Мне правда нравится учиться, – ложь. – Я хочу получить образование, - снова ложь, - А потом я с радостью выйду за Матвея. Он может меня подождать.
– Ну ты же понимаешь, милая, ему уже 25 он хочет семью. Да, свёкр со свекровью оставляют желать лучшего, но и мои сахарными не были, скажу я тебе.
И я снова испытываю это – волна гнева обрушивается кислотой, я сжимаю кулаки, кусаю скулы изнутри. Насильно перемещаю фокус с эмоций на физическую боль, но в голове всё равно набатом стучит мысль:
А то, что я хочу совсем никого не волнует?!
– Понимаю, мама. Понимаю, – произношу сквозь зубы.
Но она уже меняет тему, волнительно перебирает пальцы, и что-то мне подсказывает мама пришла ко мне в комнату, не чтобы прочистить мозги по поводу женитьбы.
– У меня плохое предчувствие дочка.
– Опять?
Она коротко кивает.
– Мне снилась ты, – обращаются ко мне светлые глаза, – Но ты была другой… Будто бы одержима демоном. Чёрные пустые глаза, дурная улыбка.
У меня перехватывает дыхание, а мама кажется по-настоящему напуганной. Она знает – этот сон вещий.
–Ты папе рассказала?
– Нет! – подпрыгивает она на месте. – Ты что? Конечно же нет. Да и не верит он в мои предсказания.
– Дьявольщина!!! – говорим хором, изображая главу семейства, и так же синхронно перекрещиваемся.
– Не беспокойся обо мне, – успокаивающе поглаживаю её плечо. – Одержимость демоном в наши времена невозможна. А даже если это не так, то я тебя услышала и отныне буду предельно осторожна с обрядами экзорцизма.
Мама округлила глаза, а услышав мой заливистый смех, шлёпнула меня по бедру, бросив напоследок:
– Негодяйка!
Искушение первое. Его близость.
Мой Демон — близ меня, — повсюду, ночью, днем,
Неосязаемый, как воздух, недоступный,
Он плавает вокруг, он входит в грудь огнем,
Он жаждой мучает, извечной и преступной...
Шарль Бодлер
17 ноября.
Полное отсутствие растительности, слепящего в глаза солнышка, и бесследное исчезновение голубого неба. Я была убеждена, что поздней осенью мы вынуждены сами поднимать себе настроение. Именно в его поиске я спозаранку вышла из здания общежития и неспешной походкой направилась в институт.