– До чего ты заботливый, Алекс.
– Мы подъезжаем, - сообщил Лин.
За ссорой не заметил как пролетело время и позади осталась стелла Негодейкино. Успокоившись, я всё-таки отпустил педаль газа и завернул на тихую деревенскую улочку.
– Ничего не понимаю, – громко зевнул Самаэль. – Это что пригород?
– Вокруг нас только деревья и бурьяны, – усмехнулся я. – Конечно пригород.
Своим друзьям я устроил настоящую экскурсию в мир экзотики. Мы за городскую черту ни разу не выезжали, разве что вылетали. Никогда не жили в домах, с количеством этажей меньше двух. А сейчас приехали в деревню у чёрта на куличиках.
– Лин, сколько здесь населения?
– 150.
– 150 тысяч?!
– Нет. Человек...
– Охринеть, - воскликнул я. - Да столько народа в час наш клуб посещает.
– Здесь всего две улицы, вы чего ожидали?
И правда. Однако плюс от такого расклада всё-таки был. Мы за один день можем к каждому жителю этой деревни на чай заявиться, так что Алексея этого, как миленького найдём.
– Уже вечер поздний, может отложим махыч?
– Сэм, прав. Вы посмотрите, - Себастьян крутил головой. - У нас в 9 вечера жизнь только начинается, а здесь она спит да похрыпавыет.
На улице уже порядком стемнело. Деревня мирно дремала и лишь в немногих домах горел свет. Каким бы срочным не было дело, но прийти к незнакомым людям в поздний час, особенно если ты хочешь разобраться по хорошему - не лучшая идея.
– Хорошо, - согласился я.
Свернув на обочину, я выпрыгнул из машины. Шея и конечности непривычно затекли, принялся разминать их и на мгновение замер. Светло-оранжевая полоска заката исчезала за горизонтом, во мраке наступающей ночи терялись старые домина с резными ставнями на деревянных окнах. Рванув в машину, я заглушил тарахтящий двигатель, и, игнорируя удивленные взгляды парней, вернулся на свежий воздух.
Подумать только….
– Алекс? – Себастьян выглянул из люка. – Что происходит?
– Себ, ты слышишь это?
– Что “это”? – негодовал друг, сложив руки на крыше авто.
– Тишина…
После шумного города с его постоянным ревом моторов, голосами людей и музыкой, здесь даже собственные мысли звучали громче. Это открытие повергло меня в небывалой шок, который кажется не разделял Себастьян. Оглянувшись по сторонам, в тени серого домика я заметил огонёк одинокой сигаретки.
– Подскажите, – спросил у местного мужичка. – Здесь есть гостиница?
Совершенно не смущаясь, мужик зашелся громким хохотом.
– Ладно, переночевать где можно?
– Авдотья к себе принимает. На соседней улице живёт, белый дом с голубым забором.
***
Возвожу топор в звёздное небо и опускаю его на деревяшку. Острие благополучно застревает в сколе и, заходясь безудержным приступом злости, я бью этой смесью топора и дерева по пню.
Авдотья приняла нас с растропертыми объятиями. Ещё бы столько рабочей силы… Она была миниатюрной, миловидной старушкой. Хотя какая бабуля не милая? Разве что моя Сара. Аристократка до мозга костей, до сих пор запрещает называть её grandmother. Разительная разница, не правда ли? Простота и лоск.
– Чем мы вообще здесь занимаемся, – причитал Самаэль, собирая новую порцию дров. У нас было чёткое распределение обязанностей - я колол дрова, Сэм таскал их Лину, который закладывал те в печь.
– Это русское гостеприимство, Сэм. Чувствуешь? - порядком запыхавшись, я собрался с силами и вновь ударил по полену.
Кое-что в своем маленьком путешествии мы не учли. Например, что оно затянется на сутки и что в этой деревушке не будет душа. И сейчас, после небольшого инструктажа Авдотьи, мы были заняты топкой единственного места, где можно было помыться - бани.
– Всё, что я чувствую это голод, – продолжал выть Самаэль, полная луна ему благоволила. – Ох, и Мара там что-то готовит. Не пицца, конечно, но пахнет вкусно.
Старушка жила не одна, на печи за плотными шторами она прятала свою дочь Мару. Темный цвет лица её оттеняли черные, словно ночь волосы. Они лоснились мелкими кудрями, выглядывая из-под красного, повязанного на голове платка. В крови Мары была намешана цыганская кровь и это сыграло с ней злую шутку. Она была притягательна, красива, но в глазах ее плескался опасный огонь, которого шугались все местные пареньки. Поэтому будучи 30 летней женщиной Мара продолжала жить под одной крышей с матерью.
Словно мираж в самой жгучей пустыне из бани вышел Лин и махнул рукой, изобразив крест.
– О Господи, Боже, – прошептал я, выкинув топор куда-то в сторону. – Ну наконец-то.