Как на зло сна ни в одном глазу, я с интересом разглядываю белый облупившейся потолок и думаю о том, что мне комфортно рядом с ним. Несмотря на то, что Алекс полный озабоченный идиот, он вызывал во мне смесь до дрожи приятных чувств. Смех – когда он пытался быть романтичным амиго; умиление – когда он терялся в своих откровениях и тёмное желание – каждый раз, когда он смотрел на меня. Мы бы вполне могли общаться, если бы не одно но:
– Почему секс для тебя так важен?
– Святоша, ты сказала слово на букву "С"? Я сражён. А если серьезно, то… это потребности? Не знаю… Я так расслабляюсь, сбрасываю пар. А почему для тебя секс так НЕ важен?
– Потому что мне с детства внушали, что похоть – грех.
А потом эти наставления в одночасье стёрлись...
Алекс усмехнулся:
– О, да брось. Секс – это наслаждение. Если бы я был женщиной хотел бы хоть раз в жизни испытать женский оргазм.
– А ты… – я громко сглотнула. – То есть вы, этого не испытываете?
Алекс, поддавшись размышлениям, замолчал, и стоило ему понять, что я говорю серьезно, он заливисто захохотал.
– У вас он более насыщенный и яркий, – принялся объяснять, не упустив возможности для очередной провокации. – Но словами не описать. Я могу продемонстрировать.
– Это сложно?
– Что? – Алекс перевернулся на бок.
– Заниматься им?
– Это парный танец, Святоша. Вы друг друга чувствуете, находите общую волну и уже не можете остановится.
Любопытство – не порок. Мне всегда было интересно всё неизведанное, а в особенности то, что находилось под запретом. Постельные сцены в романах потрясали моё сознание. В них не было той грязи, о которой меня предупреждали родители, напротив я находила прекрасным слияние близких по духу людей. И если то, что я испытала на столе в клубе и есть оргазм, то быть женщиной… Оно того стоило.
– Почему ты отвергаешь меня?
– Отвергаю? – удивляюсь неслыханно. – Ты про те случаи, где ты меня домогаешься, а я отбиваюсь, что есть силы?
Алекс несексуально кривится:
– Разве так и было?
– Да, Алекс. Ты просто хочешь доказать себе и всем вокруг, что звание Бабник года или Король постели всё ещё принадлежат тебе. Ты играешь со мной в кошки-мышки, запугиваешь, провоцируешь… соблазняешь. А я сама тебе совершенно не интересна.
– Тебя это расстраивает?
Я долго жевала губу прежде, чем ответить:
– Я совру, если скажу нет.
Ещё какое-то время Алекс переваривал услышанное, а затем ни с того ни с сего спросил:
– Святоша какие цветы ты любишь?
– Ты это не серьёзно…
– Ещё как серьезно.
– Я не люблю цветы, – только недавно начала задумываться о том, что приносит мне удовольствие и чем я по-настоящему хотела бы заниматься. Спроси он об этом неделю назад, я не нашла бы ответа. – Я люблю книги и… – призналась неохотно. – Сладкое.
– Я тоже люблю сладкое, – услышала его ответную улыбку. – Особенно, когда нервничаю.
– Рядом с нашим универом есть хорошая кондитерская… – говорю неуверенно.
–" Пальчики оближешь"?!
– Да.
– Обожаю их сладкие завтраки!
Усмехнувшись, я отмечаю сегодняшний день красным цветом. Редкий случай, когда Алекс вызвал у меня что-то больше, чем раздражение.
– Это мир?
– Мир, в котором ты не пытаешься меня соблазнить?
Ответ вспыхнул на его лице. Что-то заносчивое и в его стиле, мол: “Я не могу не соблазнять. Флирт – манера моего общения”. Однако, Алекс закусил щеку изнутри и кивнул:
– Я постараюсь.
И я пожала его тёплую руку.
Честность превыше всего
ЕВА
– Ну что, голубки, выспались?
Эля и Лин взглянули на Самаэля так, словно они – наёмные убийцы, а он следующая их цель.
Впятером мы расположились в просторной хозяйской кухоньке. То, что для многих ранний подъём не свойственен Алекса не волновало. В 8 утра он подорвался от сигнала будильника и ринулся нарушать всеобщий покой. По повелению Ме́ссии я, парни и парочка, заночевавшая в машине, сонно жевали простенькие бутерброды и слушали, как Эля звенит ложкой в кружке со сладким чаем.
Что насчёт меня? Я излучала небывалое спокойствие. Воспоминания нашего с Алексом диалога вызывали по-дурацки плывущую улыбку, которую мне приходилось тотчас от всех прятать. Всё-таки нет ничего лучше расставленных над "i" точек, открытого разговора и тёплых доверительных отношений.
Когда в комнату, подёрнутую утренним солнышком, заявился Алекс, Эльвира стрельнула в него вопросом:
– А ты где спал?
Уверенная в Алексе, я и бровью не повела. А стоило бы. Он поставил стул рядом, закинул руку мне на плечо и торжественно огласил: