– Оставь его себе.
– А так можно? – выглянула из-за ширмы и тут же спряталась обратно. Вернулся Нил, а я стояла совсем близко в одном бюстгальтере. Неловкая дрожь прошлась по всему телу.
– Конечно, можно, Паша просто вычтет эту сумму из твоего гонорара.
Вещи неровной стопкой лежали на стуле. Они будто пропитались его запахом. И хотя Нил давно вышел из студии и совсем не появлялся в гримёрной, я всё равно чувствовала его повсюду!
Я сходила с ума.
Это не могла быть любовь – для неё было слишком рано. Это не могла быть симпания – он мне не нравился. Но несмотря на это, меня восхищало его тело, изводил его запах и заводил его взгляд. Я никогда не испытывала так много одномоментно.
Мне нужно было освежиться. Нужно было выйти из этой студии, что пропахла его ароматом похоти и самоуверенности. Нужно было приказать коже забыть его тёплые касания, и выйти из его поля зрения, где всё во мне стягивается и сжимается в узел.
Плескаю холодной водой себе в лицо, внимательно разглядываю своё отражение. Макияж ни на миллиметр не сдвинулся, Даша использовала стойкие продукты. Как жаль, что косметика не в силах скрыть моё красное лицо, большие взволнованные глаза и распахнутые, как после пробежки, губы. Я будто приведение увидела, честное слово.
Когда сердце входит в нормальный ритм, а цвет лица приближается к норме, я отпираю дверь и… Сталкиваюсь нос к носу с тем, из-за кого потеряла равновесие жизни.
Нил отскакивает в сторону, поднимает руки вверх:
– Осторожно.
Рубашка расстёгнута и ничего не скрывает, на бёдрах низко сидящие джинсы, открывающие вид на косые мышцы живота – и в таком виде он шёл по всему бизнес-центру до туалета?
– Что с тобой? – внимательно вглядывается в мои глаза, а мне настолько неловко, что свои я быстренько прячу. Паша говорил, что у меня всё на лице написано, не хочу, чтобы Нил прочитал мои мысли – сейчас они слишком порочны.
– Ничего.
– Это всё, что угодно, но точно не ничего, – он мне не верит.
Шагает на меня и заводит обратно в ванную. Щёлкает затвор, я не сопротивляюсь. Мы вдвоём понимаем – это точка невозврата.
Здесь мало места. Он тянется к моим губам, но я ухожу от поцелуя.
Один принцип до согласия.
– Что ты делаешь? – спрашиваю я, сгорая от такого дикого для себя желания.
– А на что это похоже?
Он очень напорист, обхватывает моё лицо ладонями и, не позволяя увернуться глубоко целует. Его язык врывается в мой рот нагло, сметая на ходу все мои “нет”. Мне остается только вцепиться в его руки своими и отступать назад к консоле раковины.
Нил распаясывается слишком быстро. Он обрушивает на меня свой рот, свои руки. Столько касаний в секунду не позволял себе даже Алекс. И почему я о нём вспомнила?! Влагой покрывает мой подбородок, впивается в мою шею, обхватывает сквозь тонкую ткань вовсе не нежно грудь. Я не сдерживаю стона, и тогда Нил грубыми пальцами сжимает мои ягодицы, а после они слишком неожиданно ныряют в моё белье. Я распахиваю губы и глаза одновременно. От ритмичных движений ноги начинает бить приятная тряска.
– Нил? – мой голос дрожит, я хватаю его за плечи в попытке оттолкнуть. Он продолжает свою пытку. Я стону вслух, моя голова взмывает в потолок и ударяется о стену позади. Я не знаю чего хочу больше: чтобы он закончил начатое или ушёл.
– Тебе нравится, м? – Нил отодвигает топик так, что резинка больно зажимает мою грудь.– А строила из себя святошу…
Волшебство испаряется, я отпихиваю его в сторону и возвращаюсь в мир где я – это я. Девочка из верующей семьи с принципами и благочестивым воспитанием.
– Мы не можем так быстро, – почему его лицо такое расплывчатое?
– Ещё недавно могли, – он снова тянется, однако цели своей не достигает.
– Нил, я сказала – нет.
Просьбу мою неохотно, но выполняет. И только тогда я понимаю в каком положении нахожусь и что только что чуть не произошло. Боже, какой стыд. В туалете. С первым встречным. А ещё я осматриваюсь и не скоро до меня доходит, почему всё такое нечёткое. Спонсоры моего хорошего зрения валялись на полу в кучке битого стекла.
– Чёрт, ты разбил мои очки!
– Плевать, – Нил нежно заправляет мою челку за ухо. – Тебе без них лучше.
Куда пропала Ева?
АЛЕКС
В ней что-то изменилось.
Святоша продефилировала мимо меня, словно модель “Подиума”. Она впервые не кукожилась, не ковыляла, сжавшись в комочек. Расправив плечи, Ева разрезала воздух уверенным шагом от бедра. Чуть не выронив телефон, я подорвался со скамьи, продолжая следить за сверхновой. Ева открыто улыбалась, кивая знакомым, которые точно, как я, теряли челюсти, глядя ей вслед.