Молния треснула, раскалилась добела в воздухе комнаты заклинаний и снова исчезла, оставив — когда слезящиеся глаза мага снова смогли видеть — слабо мерцающий серый туман, съежившийся и извивающийся в воздухе у двери. Йинтрас глубоко вздохнул и совершил один из самых смелых и глупых поступков за всю жизнь. Он сделал шаг в сторону тумана, усмехнулся, затем сделал еще один шаг, подняв руки, несмотря на отсутствие молнии или какого-либо ощущения прилива или скрытой силы.
Туман собрался, словно для того, чтобы сразиться с ним, поднимаясь и сгущаясь в небольшую, но плотную массу, похожую на готовый поднятый щит, перетекающий в бесформенность. Старый волшебник сделал еще один шаг, и странный туман, казалось, задрожал.
Он протянул руку, как будто хотел схватить его. Во внезапном потоке холодного воздуха и звоне, похожем на крошечные колокольчики, туман превратился в бурлящий поток и в мгновение ока исчез за дверью, оставив после себя только эхо скорбного рычания. Интрас проводил его взглядом и уставился в пустоту, где тот находился, на долгое, полное тревоги время. Когда, наконец, он поверил, что туман действительно исчез, он снова опустился на колени, чтобы выразить свою благодарность. Все, что вырвалось, были усиливающиеся рыдания, он был не в силах остановить. Он пополз вперед в темноте на четвереньках, пытаясь хотя бы произнести имя Азута. Затем он замер от удивления и благоговения. Там, где падали его слезы, свеча за свечой оживали сами по себе в безмолвно растущей струе танцующего тепла.
— Азут, — наконец сумел прошептать он. — Моя благодарность!
Все свечи одновременно погасли, а затем снова вспыхнули. Интрас опустился на колени посреди них, тронутый благодатью и благодарный за это. Печаль смешивалась с его ярким восторгом, и под всем этим он чувствовал себя опустошенным, совершенно опустошенным. Он коснулся размазанного мела, который когда-то был контуром указывающей руки, и заплакал как ребенок.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
РАЗДЕЛЕННЫЙ ТРОН
Трон - это приз, за который чаще всего дерутся мелкие и жестокие люди. И все же в ясное утро это всего лишь стул.
Ральдерик Хэллоушоу, Шут
из Правления королевством, от осадной башни до навозной кучи,
опубликовано примерно в Год Кровавой Птицы
Тень упала на страницы, над которыми хмурился Эльминстер. Ему не нужно было поднимать голову, чтобы узнать, кто это, еще до того, как прядь блестящих иссиня-черных волос скользнула по выцветшим наброскам и заметкам.
— Ученик, — сказала Дасумия ему на ухо мелодичным, нежным тоном, который заставил Эла застыть в тревоге, — возьми Орбрум, Проспер о Безымянных Ужасах и Том Трех Замков с моего бокового столика в Голубой комнате, и принеси их сейчас мне в Балконный зал. Сними с себя любые предметы, которые обладают даже малейшим двеомером, под угрозой твоей жизни.
— Да, госпожа-наставница, — пробормотал Эл, поднимая глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Она выглядела необычно суровой, но в ее глазах не было и намека на гнев или озорство, когда она подошла к двери, которую редко открывали, вошла в нее и плотно закрыла за собой. Громкий щелчок замка совпал с тем, что Эльминстер понял, что должен спросить ее, что делать со стражем Голубой комнаты. Ее заклинание-замок он, вероятно, мог бы взломать — испытание? — но стража пришлось бы убить, если бы он собирался сделать что-то настолько трудоемкое как пересечь комнату, взять три книги и попытаться снова их вынести... В противном случае это его убьют. Если он убьет его, как она однажды сказала ему, маленькие злобные существа освободятся от зеркал, сфер и переплетенных томов по всему замку. Они могли бы бушевать месяцами, прежде чем их всех поймают и снова заставят повиноваться. Месяцы потерянного времени, за которые она отплатила бы ему такой же длительностью мучений... И Эльминстер уже испытывал муки леди Дасумии раньше. Кажется, ее любимым наказанием было заставлять его таскать на четвереньках вещи, при том что руки и ноги были сломаны, поэтому каждое движение было дрожащим и мучительным Но иногда — чаще в последние дни, когда Год Служанок Тумана сменил весну на разгар лета — она предпочитала связывать Эла к поясом вечного исцеления, а затем последовательно колоть его тонким мечом, смазанным ядом, и клинком, сделанным из шипа длиной с его предплечье, смоченным в разъедающей плоть кислоте. Казалось, ей нравились звуки криков.