— Я содрогаюсь, просто содрогаюсь при мысли о том, сколь гибельно сочетание цветов этого платья, которое никак не вяжется с твоим цветом лица. Кто, кроме путан, носит красное в середине дня?
— Почему бы тебе не закрыть глаза, тетя, и не подождать, пока мы закончим? — предложила Мария. У них с Антонией шли нескончаемые жаркие споры относительно цвета этого платья, которое она надела сегодня, и эта тема надоела Марии.
— Как угодно. Сильвия, передай мне ту маску для сна.
Маска неожиданно заставила Антонию умолкнуть, так что, когда несколькими минутами позже в комнату ворвалась Беатриче, она целиком завладела вниманием матери.
— Беатриче, какая ты красивая! — воскликнула Мария, увидев, как выгодно подчеркивает бледно-голубое платье с чудесными кружевами серые глаза дочери.
— Мама, мама! — взволнованно теребила ее Беатриче, личико которой отражалось в зеркале на уровне лица Марии.
— Что такое, Беатриче?
— Бабушка Свева только что мне сказала, что моя бабушка Карафа будет на торжестве. Она сказала, что я могу сидеть рядом с ней, если хочу. Можно мне? Пожалуйста!
— Можно, дорогая, — ответила Мария, которую смутило сообщение, что на ее помолвке с Карло будет присутствовать мать Федериго, но, тем не менее, она была рада за Беатриче.
— Почему моя бабушка Карафа придет на торжество? — спросил ребенок, как бы вторя мыслям матери.
— Потому, мой ангел, что Карафа — самая богатая семья в Неаполе, и их нужно приглашать на все важные события, — объявила Антония, не снимая маску.
— Почему на вас маска? — спросила Беатриче.
— Потому что мы с твоей мамой играем в одну игру. Когда она закончит одеваться, ты должна мне сказать, как она выглядит. Я заметила, Беатриче, что ты всегда говоришь правду, так что я надеюсь на твое непредвзятое мнение. Ты взволнована предстоящей свадьбой мамы?
— Не знаю, тетушка. Я скажу вам, когда познакомлюсь с ним.
— Познакомишься с кем? — осведомилась Антония.
— С ним.
— Не с ним, Беатриче, а с твоим родственником Карло.
— С нашим родственником Карло. Мама уже выглядит очень хорошо. Волосы у нее причесаны и украшены жемчугами, как у королевы.
Беатриче с интересом наблюдала, как Лаура облачает ее мать в изысканный наряд. Вариации Марии на темы последней флорентийской моды оказались удачными: более мягкие линии скрадывали излишнюю пышность фасона. Лаура укладывала юбку изящными складками, а Беатриче застыла в безмолвном восхищении. Это был бархат прелестного ярко-красного оттенка, отделанный зеленым шелком под цвет глаз Марии вокруг выреза и в прорезах рукавов. Именно это сочетание цветов Антония назвала гибельным, когда услышала о нем.
— Теперь можешь посмотреть, тетушка, — с улыбкой сказала Мария. Она мгновенно перестала нервничать, как только увидела себя в длинном зеркале. В таком платье она действительно могла очаровать своего жениха.
— Каково твое мнение, Беатриче? — спросила Антония, не снимая маски.
Беатриче тщательно обдумала свой ответ. Королева фей. Нет. Хотя Беатриче не мыслила такими категориями, платье было слишком вызывающим для королевы фей.
— Старшая сестра королевы фей, более красивая и замужняя, — наконец огласила Беатриче свое мнение.
Чтобы позабавить ребенка, Антония театрально вздохнула и сняла маску. Эта светская дама перевидала на своем веку немало восхитительных платьев, да и у нее самой они изобиловали. Однако ни одно из них не могло сравниться с тем, что она видела сейчас. Кто бы мог подумать, что Мария окажется права относительно сочетания цветов? Зеленая отделка подчеркивала необычный цвет ее глаз, а ярко-красный цвет платья гармонировал с красновато-рыжим оттенком золотистых волос Марии. Благодаря этому цвету ее бледная кожа светилась, как перламутр. Он усиливал ее чувственность и одновременно придавал ей царственность, какое-то розоватое свечение. Это была драма, высокая драма, которая потрясала.
— Моя дорогая, — выдохнула Антония. — Мне стыдно признаться, что я недооценила твой ум. Это не платье, а настоящее чудо.
Лаура осторожно, чтобы не испортить искусную прическу своей госпожи, надела на шею Марии нитку розового жемчуга, который гармонировал с лифом, украшенным жемчугами. Затем добавила такие же серьги, и туалет Марии был завершен.
Антония отступила на несколько шагов, оценивая наряд, и ее добрые глаза слегка затуманились. Ее любимая племянница все еще была самой красивой женщиной в Неаполе, вне всякого сомнения.