Наконец Карло откинулся на подушки. Дыхание у него было поверхностное, но нормальное, а лицо теперь стало мертвенно-бледным. Лоренцо снял полотенце с головы хозяина. Карло взял руку Марии в свои, совершенно измученный. Глаза его были закрыты, лицо блестело от пота. Открыв глаза, он взглянул на жену в изумлении. Невозможно было сказать, кто больше удивлен — Мария или Карло.
— Где ты научилась исцелять? — слабым голосом спросил он.
— У монахинь Клариссе, — солгала она. — Как ты думаешь, Карло, что вызывает эти приступы?
— Они у меня с детства, но я не помню такого сильного приступа, как этот.
— Сейчас ты должен поспать, — сказала она, легонько погладив его лоб. — Когда ты проснешься завтра утром, то почувствуешь себя гораздо лучше.
Он улыбнулся ей слабой улыбкой.
— Обычно у меня бывают приступы, когда я чувствую, что виноват.
— И в чем же ты виноват на этот раз? — мягко спросила она.
Он закрыл глаза, потом снова открыл.
— В том, что оставил тебя одну так надолго, — ответил он, целуя ее руку.
Мария предполагала, что приступ вызван гневом Карло из-за отсутствия Альфредо, ко ей понравилась идея, что причиной явились чувства мужа к ней, и еще больше понравилось новое ощущение близости, установившееся между ними.
Глава 8
Стилет. Тайна
сенью 1587 года Мария родила мальчика. Карло получил своего наследника. Наконец-то в глазах ее мужа засияла любовь. Как только она увидела радость на лице Карло и гордость, с которой он впервые взял своими большими руками крошечного сына и поднял к лицу, чтобы вдохнуть его запах, она поняла, что может доверить малыша заботам Карло. Эммануэле, как назвали его при крещении, был восьмым ребенком Марии — она родила восьмерых за двенадцать лет. На этот раз роды прошли быстрее, чем предыдущие, заняв всего девять часов, но были очень болезненными и мучительными. У нее все еще кровоточили раны. Испытав большое облегчение от того, что родила здорового мальчика, Мария погрузилась в состояние полного изнеможения. Ей ничего не хотелось — только спать без конца, и, хотя она не понимала своего состояния, и у нее даже не было сил удивляться ему, в уме ее маячила смутная мысль, что ее прежние горести и потери вернулись, чтобы преследовать ее. В таком настроении она провела в постели несколько недель.
Все заботы на себя приняла Сильвия. Она наняла кормилицу и поставила свою кровать в комнате младенца, рядом со спальней Марии. Наконец-то определилась роль Сильвии в доме Джезуальдо. Она стала пламенной защитницей Эммануэле. Через неделю она уволила кормилицу и наняла более молодую, с крупной грудью и большим количеством молока.
Теперь, когда в колыбели лежал крошечный беспомощный младенец, Беатриче казалось, будто что-то в этом дворце: внимание его обитателей, их движения, сам воздух, который она вдыхала, — незаметно, но необратимо изменилось. Теперь в центре Сан-Северо билось новое сердце. У принца Карло был его сын. Мария была матерью этого сына и поэтому каким-то образом в меньшей степени матерью Беатриче. Беатриче входила в комнату матери и сидела у ее кровати, болтая или предлагая ей почитать. Мария лежала, глядя пустым взором в пространство, со слабой усталой улыбкой, далекая от Беатриче. Беатриче не сознавала, что Мария далека от всего, включая Эммануэле. Она пребывала в полузабытьи из-за полного истощения моральных и физических сил.
Принц Карло тоже был далек от Беатриче, что было странно, так как теперь он стал добрее к девочке, но это была какая-то рассеянная доброта. Он больше не контролировал ее занятия с учителями, так что она обращала на свои уроки меньше внимания. Ей даже не хватало угрожающих взглядов принца Карло. И теперь Эммануэле, а не Беатриче, был великой любовью в жизни Сильвии. У Беатриче все чаще возникало чувство, что ей нет места в Сан-Северо. Она была здесь лишней. Она не знала, заметит ли кто-нибудь, если она просто исчезнет. И она начала исчезать. Порой она пропадала часами. Выйдя из дворца одна, она заворачивала за угол, спеша по многолюдной Спакканаполи, и входила в палаццо Карафа, чтобы побыть с теми, кто ею дорожил. Лаура была единственным человеком в Сан-Северо, кто замечал ее отлучки и бранил за это, угрожая сказать принцу Карло, что она осмеливается идти одна по опасной площади Сан-Доменико Маджоре. Когда Лаура в третий раз сделала ей выговор, Беатриче потеряла терпение.