— Я не знаю. О чем ты говоришь? Что должно произойти завтра?
— Думаю, нам лучше отменить бракосочетание.
— О! — сорвалось с ее губ удивленное восклицание. — Понимаю.
— Я не имел в виду, что мы вообще никогда не поженимся. Но завтра не следует делать это. Тебе необходимо время, чтобы решить, чего ты хочешь.
«Я хочу тебя. Я хочу, чтобы ты меня любил», — мысленно произнесла она.
— Тебе тоже необходимо время, — сказала Ливви. — Полагаю, узнав правду о Лоре, ты изменишь свои взгляды на многое.
— Разумеется, черт побери!
Она старалась не испытывать ревности к Лоре, потому что это ни к чему хорошему не приведет.
— Ты осознал, что до сих пор любишь ее? — спросила она дрожащим голосом.
— Я не испытываю иного чувства, кроме вины. Если бы я не был таким тупоголовым идиотом, Лора, возможно, была бы жива и у моего сына была бы мать.
Господи, вероятно, ей следует запереть его и Чарлза в одной комнате, чтобы они решили наконец, кто из них более виноват.
— Нет возможности это узнать, Джейсон. Ее смерть была случайной, и в этом нет твоей вины.
Он покачал головой:
— Если бы она могла прийти ко мне со своими проблемами, если бы она была уверена, что я правильно ее пойму, ей не пришлось бы уезжать в то утро.
— Может быть, не в то утро, но она могла снова поехать верхом на лошади. Ты и Чарлз, оба считаете себя виноватыми, но в таком случае Лора тоже разделяет часть вины.
— Лора ни в чем не виновата, — резко сказал Джейсон.
— Не совсем так. — Ливви подняла вверх руку. — Послушай меня. Ты сам сказал, что она не доверяла тебе настолько, чтобы прийти к тебе со своей проблемой. Она должна была знать, что ты примешь правильное решение и поможешь Чарлзу.
— Почему ты уверена в этом?
— Потому что ты хороший человек, Джейсон Траерн.
Он горько усмехнулся.
— Хороший человек, — повторил он. — Разве хороший человек может обвинять свою покойную жену в измене, не имея на то достаточных оснований?
— Я согласна, что это плохо, но, учитывая твое детство и подозрительные обстоятельства, можно понять, почему ты пришел к такому заключению.
Она коснулась пальцами его щеки. Этот жест должен был служить утешением, но он резко отстранился, словно она обожгла его.
— Боже, Ливви, твои руки холодны как лед. Где твои перчатки?
— Я забыла их. Я плохо подготовилась к сегодняшнему дню.
Вообще она с детства привыкла к холоду, но напоминание Джейсона вывело ее из оцепенения. Ее зубы начали стучать.
— Глупышка.
Он выругался сквозь зубы, затем снял свое пальто и накинул ей на плечи. Оно было теплым и пахло Джейсоном.
— Пошли, — сказал он. — Тебе необходимо поскорее вернуться в дом.
Это вопрос, подумала Оливия. Уэстон-Мэнор не являлся больше ее домом. Ее дом был там, где Джейсон. Он был тем человеком, которого она искала долгое время. На самом деле ей не нужны были просто приключения. Для нее приключение ассоциировалось с тем, чего она на самом деле желала, но боялась даже надеяться найти.
Она искала любовь.
Она искала возлюбленного, мужа, героя.
Не того совершенного героя, о котором когда-то мечтала, но человека, чьи душевные раны и недостатки могли бы тронуть ее душу. Джейсон глубоко проник в ее сердце, и это пугало Ливви, потому что она не была уверена, что в его сердце найдется место для нее.
Глава 20
Шалаш я сплел бы, чтобы из него
Взывать к возлюбленной; слагал бы песни
О верной и отвергнутой любви
И распевал бы их в глухую полночь;
Кричал бы ваше имя, чтобы эхо «Оливия!» холмам передавало.
У. Шекспир. «Двенадцатая ночь»
Джейсон пришпорил своего коня, однако не мог убежать от преследовавших его демонов. Почувствовав, что его мерин начал уставать, он вернулся в замок. Передав поводья конюху, он сразу двинулся вперед, не в силах сдерживать переполнявшее его беспокойство. Как всегда, его маршрут оканчивался в одном и том же месте.
Джейсон не заметил, сколько часов провел, сидя перед могилой матери. С тех пор как он вернулся в замок Арлисс, он почти каждый день приходил к этому небольшому участку земли, примыкавшему к дому приходского священника, и часами сидел на холоде, глядя на могилу и ожидая. Он нуждался в каком-то знаке, который дал бы ответ на мучившие его вопросы, но его покойная мать, как и при жизни, отказывала ему в помощи.
Прошло три долгих одиноких недели, после того как он покинул Оливию. Три долгих недели размышлений над тем, с какого момента его жизнь пошла неверным путем. Три одиноких недели поисков возможности вернуться к прежнему образу жизни.