Пока жена Макарова накрывала на стол, Макаров показывал Чернову семейные фотографии. Их было совсем немного - поколение Макарова фотографировалось редко.
- Это перед отправкой на фронт в 1941-году, - сказал Макаров. - Ваш отец служил в армии в войну?
- Да, - ответил Чернов. - Всю войну был на фронте. Несколько раз ранен. Больше десяти наград.
- Значит, он рассказывал Вам о войне?
- Нет. Он умер, когда мне еще не было года.
- Извините, я не знал. Но Вам, надо думать, приходилось читать или слышать о том, что творилось в начале войны.
-Да.
- Нынешнее положение у нас напоминает мне первые месяцы войны в 1941 году. Мы почему-то оказались безоружными. Куда-то исчезли командиры. Появились вражеские диверсанты. Многие дезертировали. Кое-кто перебежал к противнику. Не известно, где находился враг и где следовало занимать оборону. Ходили слухи, будто остались считанные дни до падения Москвы. Люди шептались: Неужели это конец?! Конец! Прошло почти пятьдесят лет после этого. Я просматриваю газеты и журналы, слушаю радио, смотрю телевизор, слушаю речи докладчиков и случайных собеседников. Хотя я не слышу артиллерийской канонады, разрывов бомб, скрежета танков и прочих звуков войны, я испытываю то же ощущение, что и в начале войны с Германией в 1941 году. Есть, правда, одно отличие. Тогда было ясно, кто враг. Враг шел с открытым забралом и громогласно заявлял о своих намерениях. Теперь же такой ясности нет. Враг принял обличие освободителей народа от брежневской и сталинской тирании, спасителя от пут коммунизма. Любой может стать и становится так или иначе пособником врага. Фронт борьбы проходит через умы и души всех советских людей.
Макаров говорил. Чернов молча разглядывал тусклые и потрепанные фотографии. Вот молодой капитан Макаров с очень миловидной девушкой, с будущей женой. Тогда, в 1944 году, он лежал в госпитале в Партграде, а Танечка (так звали ее) была медсестрой. Вскоре они поженились. В мае 1945 года у них родился сын. В 1946 году Макаров демобилизовался из армии и поселился в Партграде. Вот их группа в университете. Почти все бывшие фронтовики. Как жили, лучше не воспоминать. Если бы не Танечка, не вытянули бы. Но жизнь была все равно радостной. Все понемногу улучшалось. Учились. Перспективу видели... А это -в колхозе. Да, Макаров по призыву партии пошел добровольно в колхоз, председателем. И между прочим, за
короткий срок удалось тогда поднять уровень жизни в деревне.
- А Вы в самом деле верите в хороший коммунизм, как теперь говорят - в коммунизм с человеческим лицом? - спросил Чернов, когда жена Макарова пригласила их к столу.
- А что такое человеческое лицо? - заговорил Макаров после некоторого раздумья. - Коммунизм вообще есть общество с человеческим лицом, если не идеализировать человека. Сталин ведь тоже человеческое лицо. И Брежнев. И Елкина. Дело в том, что не бывает абсолютно идеальных обществ. В любом обществе кому-то плохо, кому-то хорошо, в каком-то отношении плохо, в каком-то хорошо. В любом обществе за хорошее нужно сражаться ежеминутно, а не формальными кампаниями. Хорошее не дается само собой. А мы пустили все на самотек. Уговорами занимались. Думали воздействием на сознание заставить людей поступать так, как нужно. А сознание оказалось самой ненадежной нашей опорой. К тому же наше руководство совершило фундаментальную ошибку.
- Какую?
- Направило страну сначала на путь соревнования с Западом, а затем -на путь подражания Западу. Мы были уверены, что наше население имело иммунитет против тлетворного влияния Запада. Мы совершили грубую ошибку. На деле вышло наоборот: Запад приобрел иммунитет против коммунистической заразы, а мы оказались беспомощными против заразы капитализма.
- И что же дальше?
- Сражаться.
- За что?
- За коммунизм. Против капитализма.
- Если коммунизм у нас рухнет, Вы считаете это потерей?
- Самой большой потерей за всю историю человечества. Тогда капитализм станет бесконтрольно хозяйничать в мире и приведет род людской к гибели. Но коммунизм не рухнет. Мы выстоим. Помяните мое слово, будет у нас свой, новый Сталинград. А Вы, Чернов, определили свою позицию? На чьей Вы стороне?
- А как бы Вы вели себя на моем месте? Мой отец, герой войны, был арестован в 1946 году по клеветни
ческому доносу и был осужден на 25 лет лагерей строгого режима. В 1955 году его освободили, но оставили в Атоме, где он стал жертвой атомных экспериментов. У него вследствие этих экспериментов родился сын урод. Сам он преждевременно умер в страшных мучениях. Где, по- Вашему, должно быть мое место в происходящей борьбе?
- Не хочу читать Вам проповедь на эту тему. Это дело Вашей совести. Для моего поколения в такой ситуации проблем не было и нет: на первом месте для нас стояли интересы Родины.
- Про Родину и нам все уши прожужжали с детства. Но жизнь складывалась так, что у моего поколения развивался скорее антипатриотизм. Мы вырастали либо равнодушными к тому, что называлось словом Родина, либо пораженцами.
- А Вы лично?
- Не знаю. Я пока еще не ощутил того, что такое Родина. Я ощущал в себе ненависть к сталинизму и к брежневизму. Теперь я вроде бы остыл к ним. Потом я стал ощущать в себе ненависть к горбачевцам, ельцинцам и вообще к реформаторам, перестройщикам. Но никакого чувства уважения или любви к тем, против кого они воевали, у меня не появилось. А теперь я начинаю остывать и к ним.
- Да, Вам не позавидуешь. Вам предстоит решить теперь главную проблему Вашей жизни, хотите Вы этого или нет, - проблему, на чьей стороне Вы окажетесь, - на стороне капитализма или коммунизма. Это, Чернов, проблема века. Наша коммунистическая революция не в прошлом, она продолжается. Мы все равно победим.
- Кто мы?
- Коммунисты, разумеется. А главная наша ошибка, Чернов, заключалась в том, что мы проявили слабость в отношении диссидентов и прочей нечисти такого рода. Мы были уверены в окончательной победе и расслабились. Когда мы восстановим коммунистический порядок, мы примем самые суровые меры к тому, чтобы очистить страну от такой мрази и не допустить ее появления вновь.
-Опять ГУЛАГ?
- ГУЛАГ был необходим для выживания страны. И он будет необходим вдвойне.
- Я бы пошел с вами, но мне такая перспектива не подходит.
Раскол перестройщиков
20 января (в воскресенье) 1991 года в Москве произошла демонстрация на Красной площади. В ней приняли участие более 300 тысяч человек. Организовали демонстрацию радикалы (или демократы). Демонстрация была антигорбачевской. Демонстранты несли транспаранты, на которых были слова Горбачев - кровавый палач (как протест против действий Горбачева в Прибалтике) и Горбачевреакционер (как протест против горбачевской политики контрперестройки). Перед Черновым возникла новая проблема: горбачевцы фактически переняли функции бывших консерваторов, а радикалы (демократы) теперь будут постепенно лишаться фактической власти и оттесняться в оппозицию. Их лидеры так и заявили 20 января, что они создают новую партию Демократическая Россия как оппозиционную по отношению к КПСС политическую партию.