— А где ты живешь, Лешенька? — спросила Надя.
— Я живу на Ленинском проспекте, дом, где ткани продают в магазине. Квартира пятьсот вторая, средний подъезд, шестой этаж, — заученно отбарабанил мальчик.
— Ой! — сказала Надя. — И я живу на Ленинском проспекте. Да мы совсем почти соседи.
— Нельзя давать адрес подозрительным людям, — нравоучительно заметил Федор Анатольевич, — ты совершил ошибку, сынок. Возможно, роковую.
— Я принесу тебе пистолет, малыш, — сказала Наденька. — Он мне не нужен. Знаешь когда? Через два дня, в субботу. Ты жди. Обязательно жди.
Она спрятала в сумочку свои рубли.
— До свидания, Федор Анатольевич.
— С богом.
— До свидания, бельчонок.
— Тетя Надя, я буду ждать… и тот день, и другой, и третий.
— Не надо так долго. Я приду, как обещала.
От дверей она обернулась. Мужчина рассеянно вертел перед глазами пустую рюмку. Алешенька помахал ей, заулыбался, приподнялся на стуле.
«Как все просто, — думала Надя, идя по улице к метро. — Все просто у детей… Обида, радость — вспыхивают, как спички, и тут же гаснут. А у взрослых разве не так? У меня разве не так? Радость, горе — все эти пустые смены настроений, эмоции, страсти-мордасти. Довольно глупо, если хорошенько подумать. Если подумать, любую обиду можно развеять обещанием игрушечного пистолетика…»
На площади Ногина она села в автобус, втиснулась в душную тесноту, стараясь ни к кому не прикасаться и уже увлекаемая множеством чужих настороженных лиц, случайно донесшихся обрывков фраз. Внимание ее привычно рассеялось, взгляд вышаривал в тесноте таких же юных и сильных, как она сама.
«Зачем я пообещала прийти, — продолжала она размышлять с раздражением. — Очень надо! Какой-то случайный эпизод, что-то померещилось — и вот уж девушка готова к самобичеванию, к жертве. Нет, надо воспитывать в себе выдержку и достоинство… А этот-то Федор — явно принял меня за шлюху. Надо же. При его-то данных такие претензии. Фи!.. Бедный мальчик-бельчонок. Как же они живут, и где их мать, жена этого алкоголика? Тоже несчастная женщина. Наверное, вкалывает где-нибудь, пока муж пропивает денежки… Ну все, все. Про это забыть! Сейчас пообедаю, часок поваляюсь — и за английский. Узнала бы моя мамочка, как дочка начинает самостоятельную жизнь… До сих пор тошнит от проклятого портвейна».
Тут Наденьку совсем затолкали. Она отпихивалась от локтей, портфелей, зонтов, зыркала гневно глазами. Какой-то мужчина великодушно уступил ей место. «Вы бы, гражданин, лучше ту бабушку посадили. Она давно около вас теряет сознание», — сказала Наденька интеллигентному пассажиру… Последний раз ясно припомнились ей белая головка мальчика, улыбка его до ушей, рыбьи глазки мужчины и его железный клык — все, все, эпизод исчерпан. Больше ничего не будет…
2. СВЕДЕНИЯ О ФЕДОРЕ АНАТОЛЬЕВИЧЕ ПУГАЧЕВЕ
В жизни отдельных семей, как и в жизни целых государств, бывают долгие периоды равновесия, внешнего благоденствия, которые маскируют для стороннего наблюдателя глубоко и грозно идущие разрушительные процессы. Так было и в семье Федора Анатольевича Пугачева, женившегося, надо сразу отметить, по любви, как и должно жениться порядочному человеку, и многие годы пребывавшего в ослеплении многочисленными достоинствами своей супруги Клары. Это было хорошее, полноценное во всех отношениях время. Вступил в брак Федор Анатольевич на пятом курсе института, потом год отшарнирил на номерном предприятии и там же сдал экзамены в заочную аспирантуру. Работая и учась, он ухитрился состряпать диссертацию по теме, которая, в случае удачи, открывала перед ним блестящие перспективы. Однако защитить ее Федору Анатольевичу не удалось по причине чисто житейского свойства.
На третьем году их счастливого супружества появился на свет сын Алексей. Рождение сына Пугачев воспринял как праздник, ошалел от счастья и несколько дней, являясь на работу, никак не мог согнать с лица торжественную, словно пришитую к щекам улыбку, чем изрядно потешал своих более уравновешенных сослуживцев. Выносливости и оптимизму Пугачева в ту пору можно было позавидовать. Работа, диссертация, репетиторство (всего несколько часов в месяц), бессонные ночи с вопящим Сыном на руках, нагрузка по линии профсоюза (он был членом профкома) — все это, казалось, только добавляло красок в яркую палитру его суматошной, но четко сконструированной жизни. Худой, стремительный, не имеющий минуты покоя, Пугачев иногда чувствовал, будто взлетает и парит над изумительным миром, оглядывает его сверху, стараясь не упустить ни одной мелочи, потому что все в этом мире было ему одинаково дорого и ценно. Он наслаждался, впитывая в себя праздничную круговерть дней. Немаетно, толково, светло жил инженер Пугачев, хорошо зная, для чего тратит силы и какое будущее его ждет. Может, именно этим божественным знанием и искусил он пиковую злодейку судьбу. Может, вообще не стоит и опасно человеку так уж точно очерчивать и замыкать круг своих забот и устремлений? Не разумнее ли оставить в душе пустое место, этакую лужайку для отдыха, где можно прилечь и укрыться в случае негаданного поворота событий?