Любовь вытянула душу Пугачева в тугую звонкую струну, и подрезать ее легко было одним небрежным прикосновением.
Клара, жена его, произошла из семьи известных музыкантов и, естественно, сама музицировала с ранних лет. Окончила школу при Гнесинском училище, но дальше как-то не потянула. И слух у нее был прекрасный, и наследственное усердие к музыке, а вот не потянула. Не зажегся в ней какой-то необходимый огонек. В семье, где испокон веку, от прадедов люди всерьез занимались музыкой и привыкли гордиться родословными знаменитостями, отход одного из молодых членов семьи куда-то в сторону, к каким-то другим интересам, воспринимается огорчительно и с недоумением. Клару родители из последних сил тащили в музыку, нанимали ей лучших педагогов, уговаривали, умоляли, а когда поняли, что все старания тщетны и даже средней руки пианистка вряд ли из девочки вылупится, ничем не выразили своего неудовольствия и впоследствии только тайно переживали за неудавшуюся дочкину судьбу. Нет огня, таланта — что поделаешь, неоткуда и взять. На базаре не купишь и из фамильных воспоминаний не извлечешь.
Клара лет до четырнадцати росла девочкой болезненной, робкой. Училась хорошо, и у родителей не было с ней никаких хлопот. Разве что вовремя сводить к очередному врачу и тщательно следить за ее питанием. В девятом классе она расцвела, вытянулась, очень похорошела. И характер ее переменился. У нее, доселе замкнутой и молчаливой, появилось сразу множество подруг, в их большой четырехкомнатной квартире на Садовом кольце дрожали стекла от шума, смеха, постоянных телефонных звонков. Клара стала много времени уделять нарядам, выписала польский журнал мод. Научилась как-то неестественно хихикать и произносить длинные фразы почти шепотом, с многозначительным грудным придыханием. Однажды, собираясь на вечеринку и перетряхивая свою сумочку, она выронила на пол прямо перед изумленным отцом начатую пачку сигарет «Мальборо». «Ты разве уже куришь?» — спросил отец. «Да нет, папа, — отмахнулась Клара. — Просто сейчас модно носить сигареты». У нее появилась скверная привычка разговаривать с родителями снисходительно-насмешливым тоном, будто она от души сочувствовала их преждевременному, но, к сожалению, неизлечимому старческому идиотизму. «Она у нас очень ранимая девочка, — объясняла мать озадаченному супругу. — К тому же перенесла большое потрясение на заре жизни». Она имела в виду неудачу с музыкальной карьерой. Мать Клары подвизалась зав музыкальной частью известного театра, а отец был всего-навсего виолончелистом, поэтому объяснения жены он вынужден был принимать на веру. Окончив училище, Клара год пробездельничала, на робкие попытки выяснить ее планы отвечала дерзко и невразумительно. Частенько, когда она возвращалась поздно вечером, от нее попахивало вином. По телефону ей звонили солидные, хорошо поставленные мужские голоса, которые просьбу позвать Клару начинали с покашливания и редко здоровались. Один из звонивших как-то обратился к Клариному отцу со словами: «Э-э, любезный…» — после чего подзатравленный виолончелист сгоряча повесил трубку. Мужчина тут же перезвонил и сказал: «Э-э, любезный, нас, кажется, разъединили. Позови-ка, милый, Ларчонка».
Когда Клара первый раз не пришла ночевать, все прояснилось. «Девочке пора выходить замуж, — подвела итог зав музыкальной частью. — Иначе нам с тобой, Петя, придется нянчить чужого ребенка». — «Не чужого, а Клариного!» — осмелился внести поправку виолончелист, наливая жене третью порцию полезных капель Вотчала. В глубине души ему хотелось дочку нещадно выпороть, а потом посадить на некоторое время на цепь. Человека деликатного, тонкого, затурканного, его все чаще посещали мужественные мечты.
Однако Клара вскоре сообразила, что живет не совсем правильно, или быстро успела пресытиться первыми впечатлениями и радостями «самостоятельной» жизни. С помощью мамочки она устроилась на работу в районную библиотеку. Все чаще оставалась вечерами дома. Валялась с книгой в постели, непричесанная, неприбранная — хандрила. Жизнь семьи никак не задевала ее. Она не интересовалась успехами братьев, вполуха выслушивала бесконечные истории родителей о театральных интригах, прежде живо занимавших ее воображение. В библиотеке, кстати, она была на хорошем счету.