Вымытый, с зелено-алой полосой через всю щеку, Алеша рассказывал спокойно, даже весело, точно приглашая отца подивиться разнообразию житейских ситуаций, но Федор Анатольевич видел, с каким трудом сдерживает мальчик слезы, давно сдерживает, геройски борется со слабостью. Жалко, больно было глядеть в его худенькое, с прозрачной кожей лицо, трогать острые плечи, и Федор Анатольевич старался не прикасаться лишний раз к сыну и отворачивался, избегал его страдающего взгляда. Он ведь тоже мог расплакаться почище Алеши.
— Я не могу идти в школу, — сказал он. — У меня мясо сгорит.
— Плохо, — ответил Алеша. — Катерина сказала, что, если ты не придешь, она меня в понедельник в школу совсем не пустит.
Забулькал дверной колокольчик.
— Кого-то принесло, — нахмурился Федор Анатольевич, — гостя незваного.
Отперев дверь, он сначала не узнал высокую красивую девушку с распущенными волосами. Сначала только в груди его странно екнуло, потому что очень уж давно не звонили к нему в дверь красивые девушки. А такие, пожалуй, никогда не звонили. Впрочем, красота этой гостьи что-то ему напомнила неприятное.
— Здравствуйте, — улыбнулась девушка. — Не узнаете, Федор Анатольевич? Я же обещала, вот и пришла. Алеша дома?
И она протянула перед собой бумажный пакет, перетянутый лентой.
— Здравствуйте, — вышел из легкого транса Федор Анатольевич. — Проходите, Надя. Очень рад.
Алеша издал было победный вопль, но сразу опомнился. Слава богу, он не какой-нибудь сопливый первоклассник. Взгляд его завороженно тянулся к пакету.
— Я думал, вы совсем не придете, — сказал он сдержанно, — и даже немного надеяться перестал.
Наденька Кораблева не собиралась идти к Пугачеву. Более того, она о нем и думать забыла. Два дня прошли для нее в обычном предэкзаменационном кошмаре. Она до того измучилась и не выспалась, что сломя голову ринулась отвечать в первой пятерке. И это было продолжением кошмара. Взяв текст, прочитав его, Надя не поняла ни словечка. Не поняла даже, что текст написан по-английски. Может быть, подумала она со слабой надеждой, я зашла туда, где сдают немецкий. Ну конечно, это немецкий. Она подняла голову и увидела перед собой улыбающуюся экзаменаторшу — пестро одетую пожилую женщину с какими-то допотопными буклями. Женщина, ехидно улыбаясь, смотрела прямо на нее, именно на нее в упор, словно обо всем догадалась и милостиво предлагала покинуть аудиторию без скандала и лишних проволочек. Наденька усмехнулась в ответ, подавляя дикое желание встать и повиниться перед доброй старушкой. Без промедления повиниться, поцеловать ей руку, объяснить, какая она тупая, в сущности, девица, и единственно нелепый случай занес ее сюда, где честные, умные люди собрались сдавать экзамены. Она вся обмякла и почувствовала себя скользкой медузой, выброшенной на солнечный берег дурной волной.
Она зажмурилась и прошептала про себя: аты-баты, шли солдаты, шли солдаты на базар. Веселые молоточки заколошматили по вискам. Рядом сидел Виктор. Он шепнул:
— Наденька, ты как?
— Я никак, — откликнулась Надя, не открывая глаз.
— Тише! Давай текст, я переведу.
— Не переведешь, — сказала Надя. — Тут на каком-то другом языке написано. Наверное, на турецком. А я его не учила. Грех-то какой!
— Опомнись, Кораблева!
Сдержанная ярость его голоса встряхнула и оживила Наденьку. В изумлении открыв глаза, она снова вгляделась в свой листочек. Господи, это же отрывок из «Трех в одной лодке». Она недавно читала эту книгу, неадаптированную. А здесь облегченное изложение, как раз для слабоумных. Но это же пустяки. Не может быть! Кто-то поменял бумажки, пока она млела с закрытыми очами.
— Я двинул, — сказал Виктор. — Пошел отвечать.
— Ступай, — согласилась Наденька. — Если ты такой нетерпеливый.
Она совсем пришла в себя, успокоилась и с удовольствием наблюдала, как отвечает Виктор. Она сознавала, что все у него идет гладко, но не потому, что он хорошо отвечает. Произношение у него было ужасное, с нервическим шипением и запинками, но при этом он ухитрялся строить такие глубокомысленные гримасы и так сосредоточенно хмыкать, что было понятно: не язык ему труден, а излагаемые мысли его как бы не слишком устраивают, и вот он пытается передать не самые мысли, а какие-то неуловимые нюансы. Поймал хитрец старушку на крючок. Наденька видела, что поймал. Экзаменаторша сочувственно таяла и трясла буклями. Она не задала ему никаких дополнительных вопросов, не стала нудить по второму пункту билета — разговорной теме, а только на чистом отечественном языке поинтересовалась, давно ли молодой человек окончил школу.