Тогда пелена сошла с его глаз, и он увидел бледное, вытянутое лицо своего помощника, огромные, любопытные глаза собравшейся толпы. Тыльной стороной ладони он стер кровь со рта. На полу побитый, переломаный, без сознания, в собственной блевотине валялся Бифф.
— Позвонил Клайд, — голос Бада дрожал. — Он сказал, что здесь все вышло из-под контроля. — Облизав губы он посмотрел на разрушения в бильярдной. — Что ты хочешь, чтобы я сделал?
Кэм выдохнул как старик. — Посади его в камеру. — Кэм положил руку на бильярдный стол, чтобы успокоиться. Теперь он начал ощущать боль от каждого отдельного удара и отчетливый, болезненный приступ рвоты. — Сопротивление аресту, нападение на офицера, нарушение спокойствия и пьяный дебош.
Бад прочистил глотку. — Я могу отвезти его домой, если хочешь. Ты знаешь…
— В камеру его. — Он увидел Сару, смотревшую на него со смесью одобрения и страха в темных глазах. — Запиши показания Лесса Глэдхилла и всех свидетелей.
— Давай я договорюсь, чтобы кто-нибудь отвез тебя домой, Шериф.
— Нет, — он отбросил в сторону разбитое стекло, затем посмотрел на загораживавших дверной проем людей. Теперь его взгляд стал холодным, тяжелым и холодным, так что даже подбадривавшие его мужчины отвели глаза. — Развлечение закончилось.
Он дождался, пока все вышли из комнаты, после чего собрался ехать на ферму, чтобы сказать матери, что ее муж не вернется этой ночью домой.
Кэм зарулил на дорожку к дому Клер вскоре после полудня. Каждая кость, каждая мышца его тела отзывалась болью. Он отмокал в бассейне, делал ледяные примочки и принял три «Нуприна», но преодолеть последствия побоев и бессонной ночи было сложно.
Тем не менее, тяжелее всего оказалась реакция его матери. Она смотрела на него большими, усталыми, грустными глазами и заставила его почувствовать — как это случалось всегда — что он каким-то образом виновен в пьянстве отчима и в последовавшей за этим драке.
Небольшое удовлетворение доставляло то, что по меньшей мере до понедельника, по постановлению судьи, Бифф будет залечивать раны и терпеть боль в тюрьме.
Он заглушил мотоцикл и, облокотившись на ручки руля, наблюдал, как работала Клер.
Она оставила открытой гаражную дверь. На большом рабочем столе с кирпичным покрытием возвышалась длинная металлическая конструкция. Она изогнулась вокруг нее, орудуя горелкой. Он наблюдал, а ее окутывал сноп искр.
Он отреагировал стремительно, сильно. Желание — такое же обжигающее и острое как и пламя ее горелки.
«Глупо, — подумал он, опустив ногу с мотоцикла. — Нет ничего особенно привлекательного в женщине в рабочих ботинках и комбинезоне». Большую часть ее лица скрывали защитные очки, а волосы были убраны под кожаную шапочку. И хотя ему нравились женщины одетые в кожу, ее толстый фартук заметно отличался от облегающей юбки.
Он положил шлем на сидение и зашел в гараж. Она не отрывалась от работы. Из новой переносной стереоустановки гремела музыка. Девятая симфония Бетховена накладывалась на шипение горелки. Кэм подошел и выключил музыку, предположив, что это наиболее безопасный способ привлечь ее внимание.
Клер взглянула мельком. — Еще одну минутку. Минута растянулась до пяти, пока она выпрямилась и выключила горелку. Со знанием дела она взяла гаечный ключ и завернула баллоны.
— Сегодня мне нужно было сделать лишь несколько финальных штрихов. — Она выдохнула и подняла защитные очки. Энергия все еще пульсировала на кончиках ее пальцев. — Ну, что думаешь?
Не торопясь, он обошел скульптуру. Она наводила ужас. И захватывала. Человек, и вместе с тем… что-то другое. Он задумался над тем, какая сила воображения или что за необходимость заставила ее создать, нечто столь необычное.
— Ну у себя в гостиной я бы это не поставил, потому что не смог бы отдыхать в ее присутствии. Впечатление, что это кошмар, воплощенный в реальность.
Только это и можно было сказать. Клер кивнула, сняв шапочку. — Это моя лучшая работа за полгода. Анжи будет танцевать на потолке.
— Анжи?
— Она устраивает мои работы — она и ее муж. — Клер расправила примявшиеся волосы. — Ну, а ты чем… Боже мой. — Впервые она сосредоточила на нем внимание. Синяк красовался на его подбитом левом глазу, а щеку разрезал уродливый шрам. — Что такое с тобой произошло?
— Субботний вечер.
Она быстро скинула перчатки и осторожно дотронулась пальцем до пореза. — Я думала, что ты из этого уже вырос. Ты кому-нибудь показывался? Дай я тебе лед приложу к глазу.
— Да все в порядке, — начал было он, но она уже стремглав побежала на кухню.