Теперь ему нравилось прислушиваться к интонациям ее голоса, к их взлетам и падениям. За разговором в обсуждении точек зрения прошел полдень, укрепляя дружбу, которая была прекрасна в своей хрупкости в детстве.
И хотя мелодично журчал ручей, а солнце с тенью играли над головой, он чувствовал, что время подошло только для дружбы. Когда они снова забрались на мотоцикл напряжение между ними исчезло.
«Единственной ошибкой, — догадался Кэм, — было то. что они проехали через город на обратном пути». Бад Хьюитт помахал ему, когда они проезжали мимо участка шерифа.
— Привет, шериф. — Хоть он и был одет в гражданское, Бад сделал официальное выражение лица, кивнув Клер. — Рад тебя снова видеть.
— Бад? — С усмешкой Клер соскочила с мотоцикла и звонко поцеловала его.
— Вчера вечером я ела пиццу и потихоньку напилась с Элис. Она сказала, что ты заместитель шерифа в городе.
— Один из них. — Он покраснел от удовольствия, что упомянули его имя.
— Ты отлично выглядишь. Клер. На самом деле от ее вида его кольнула в Адамово яблоко. Ее щеки раскраснелись на ветру, а глаза излучали глубокий золотой свет. — Вы, как я понимаю, катались вместе.
— Совершенно верно. — Кэм развеселился меньше, чем ожидал при виде щенячьего восторга в глазах Бада. — А что нельзя?
— Ну, я подумал тебе будет интересно узнать… а так как дома тебя не было, когда я позвонил, и я увидел, как ты проезжаешь мимо, я тебя остановил.
Кэм дернул кистью, и мотор нетерпеливо взревел. — Ну, это я понял, Бад.
— Это по поводу беглянки. Девочки из Харрисбурга.
— Ее что, обнаружили?
— Нет, но сегодня утром нам позвонили из полиции Штата. Кто-то заметил девочку, совпадавшую с ее описанием, в нескольких милях от города на Шоссе номер Пятнадцать, в то же утро, когда она убежала из дому. Она направлялась в Эммитсборо. Я думал тебе будет интересно узнать, — повторил он.
— Ты записал имя?
— Записал имя и телефон. Записку оставил в офисе.
— Сначала отвезу Клер.
— Можно я тебя подожду? — Она уже пристегивала шлем к багажнику. — Я не была в участке шерифа с тех пор, как Паркер, рыгая, сидел за столом.
— Это уже не столь привлекательно как раньше, — сказал Кэм, предлагая ей войти.
В человеке, сидевшем за столом, она узнала Мика Моргана. Он поступил на работу заместителем при Паркере, и годы жестоко обошлись с ним. Он потолстел и обрюзг, а поредевший пробор его грязных каштановых волос оставлял такое же грустное впечатление, как и расплывшаяся талия. Он задвинул жевательный табак за щеку и встал.
— Кэм. Не знал, что ты заедешь. — Он сосредоточил свой взгляд на Клер и изобразил подобие улыбки. Его зубы были в табачном соку. — Слышал, что ты вернулась.
— Здравствуйте, мистер Морган. — Она постаралась забыть, что он был первым на месте гибели ее отца. И не винить его за то, что именно он оттащил ее от тела.
— Наверное стала богатой и известной. — Из заднего помещения раздался кашель и длинное ругательство. Морган поднял бровь, затем со знанием дела сплюнул в медную корзину в углу. — Старый Бифф почти весь день буянит. У него кошмарное похмелье.
— Я им займусь. — Кэм посмотрел по направлению заднего помещения, и новая волна ярости захлестнула его. — Бад, можешь отвести Клер домой?
Она хотела было грациозно раскланяться, но заметила напряжение в лице Кэма, его шее, его руках. — Со мной все в порядке. — С ничего не значащим кивком она принялась изучать бумажки на доске объявлений.
— Я здесь потусуюсь. Не торопись. Морган свесил живот над ремнем. — Раз ты пришел Кэм, я пойду пообедаю.
Коротко кивнув, Кэм направился к тяжелой двери, отделявшей камеры от кабинета. Ругательства продолжались после того, как он закрыл за собой дверь.
— Пожестче с ним, — сказал Морган и снова сплюнул. — Пойдем, Бад, я тебе куплю чашку кофе «У Марты».
— А… увидимся, Клер.
— Конечно, Бад.
Когда они вышли, она приблизилась к окну, чтобы посмотреть на город. В воскресенье он был тихим, как портрет. Дети скатывались на велосипедах с уклона улицы Мэйн. Парочка подростков сидела на капоте старого «бьюика», заигрывая друг с другом. Она представляла, как в домах люди усаживались за воскресный ужин, перед подносом с жарким или жареной ветчиной.
Из задней комнаты до нее доносились отвратительные ругательства Биффа, пугая и грозя расправой своему пасынку. Кэма она не слышала вовсе и гадала, говорит он или только слушает. Он говорил — низким, спокойным голосом, в котором содержалось больше силы, чем во всех ругательствах Биффа. Сквозь разделявшую их решетку, он изучал человека, превращавшего его жизнь в ад сколько он себя помнил.