– Хм. Посмотрим.
Я замолкаю, наблюдая за непринужденным выражением его лица.
– А что насчет тебя?
– Меня?
– Ты знаешь о травмах, полученных в детстве, потому что сам через что-то прошел?
– Возможно.
– Это «да» или «нет»?
– Ни то, ни другое.
– Это несправедливо, если ты единственный, кто знает обо мне все, Адриан.
– Я же сказал. Справедливости не существует. Кроме того, разве не ты ясно дала понять, что не хочешь иметь со мной ничего общего?
– Я передумала.
– Почему?
– Ну, ты явно не оставишь меня в покое, так что я, по крайней мере, смогу узнать тебя получше.
– Значит, ты можешь сбежать от меня?
– Н-нет.
– Ты лжешь, и это первый удар за день. – Он прищуривается. – Но это не имеет значения, потому что ты не сможешь.
Обещание в его словах пробивает меня до костей, и мне требуется несколько вдохов кислорода, чтобы прийти в себя.
– Тогда расскажи мне.
– Что ты хочешь узнать?
– Твое детство. В нем что-то произошло?
– На самом деле вопрос в том, чего не произошло.
– Твоя мачеха была злой?
Далекий ностальгический взгляд наполняет его глаза.
– Все было наоборот. Моя мать была злодейкой, а мачеха – настоящей диснеевской принцессой, которую не удалось спасти.
Это первый раз, когда он так открыто говорит о своей семье.
– Почему твоя мать была злодейкой?
– Злодеям не нужны причины.
– Да, это так. Ты сам сказал, что они герои в своих историях и, следовательно, чего-то хотят.
– Ты помнишь все, что я говорил, Леночка?
– У меня хорошая память. – Мои щеки пылают. – Ну так?
– Что ну так?
– Почему она была злодейкой?
– Власть. Это была ее первая и последняя цель, и тетя Анника встала у нее на пути, и, хотя это было не по ее воле, она все равно заплатила за это.
– Какую цену? – Мой голос низкий, затравленный, как и его взгляд.
– Ее жизнь. Она умерла, когда мне было семь.
И тут до меня доходит. Судя по тому, как он ностальгически говорит о своей мачехе и даже называет ее тетей, он, должно быть, любил ее. Должно быть, у него с ней была какая-то связь. Я почти могу представить себе маленького Адриана, держащегося за свет своей мачехи, потому что его мать и его отец-гангстер не излучали его.
После ее смерти, я полагаю, часть его тоже умерла. Его человеческая сторона. Вот почему он теперь бесчувственный монстр, который не заботится ни о чьих требованиях, кроме своих собственных.
– Ты скучаешь по ней? – шепчу я.
– Она мертва.
– Ты все еще можешь скучать по ней.
– Я не могу.
– Почему нет?
– Потому что я понятия не имею, что означает это слово.
– Ты не знаешь?
– Не в практическом смысле, нет.
– Я могу объяснить. Это когда…
– Я не хочу, чтобы ты объясняла, – обрывает он меня.
– Но…
– Брось, Лия, – язвительность в его тоне говорит о том, что он закончил развлекать меня вопросами.
Я свирепо смотрю на него.
– Ты невыносим.
– Если ты так говоришь.
Его рука опускается, пока он не обхватывает мою ягодицу. Я вздрагиваю, хватаясь за его мускулистый бицепс для равновесия.
– Тебе больно. Позволь мне позаботиться об этом.
Он садится на кровать и притягивает меня к себе на колени.
Эта поза настолько уязвима, что заставляет жар подниматься к моим щекам, и я извиваюсь.
– Я могу лечь на кровать.
Я всхлипываю, когда Адриан обхватывает мою атакованную ягодицу.
– Или ты можешь сидеть спокойно.
Он тянется за мазью, которую держит на моем ночном столике. Мое внимание отвлекают замысловатые татуировки на его руках, то, как они кружатся вокруг его кожи, добавляя еще один таинственный слой к его личности.
– Что означают эти татуировки? – спрашиваю я, прежде чем успеваю остановиться. Я всегда хотела знать, но решила, что он не ответит. Этим утром он почему-то чувствуется ближе. Может быть, потому, что он не ушел до того, как я проснулась, или потому, что он рассказал мне о себе, как это делают нормальные пары.
Подождите. Мы не пара.
Верно?
Адриан достает мазь и намазывает прохладный крем на мой зад. Я вздрагиваю, но вскоре стону, когда он нежно втирает ее.
– В Братве каждая татуировка имеет смысл. – Его голос так же холоден, как и его повторяющиеся удары.
– Например?
– Красная роза означает, что я убивал раньше.
Я сглатываю от этого напоминания.
– В чем дело, Леночка? Я думал, ты хочешь знать.
– Я хочу, – выпаливаю я. – Это карта России?
– Правильно.
– Ты любишь ее, Россию?