Я стреляю ему в голень, как раз в то место, где она сломала ногу.
Райан визжит, как ребенок, когда из его раны хлещет кровь. Когда он падает на колени, я стреляю ему в бедро.
Он вопит, его уродливый голос отражается от зданий и подпитывает мою потребность причинить еще больше боли. Боль сильнее, чем та, через которую придется пройти Лие.
Это будет долгая ночь.
Когда я покончу с этим подонком, он исчезнет, как будто его никогда и не было.
Как и ее карьера.
Это моя форма гребаного правосудия.
Глава 24
Лия
Следующие две недели я провожу дома, восстанавливаясь.
Или точнее, пытаясь выжить в своем разуме.
Каждый день я просыпаюсь от кошмара, прокручивая в голове тот момент, когда я упала, тот самый момент, когда в воздухе эхом разнесся навязчивый звук ломающейся ноги.
И каждый раз успокаивающие руки обнимают меня, прижимая к сильной груди. Груди, к которой я так привыкла вместе с состраданием, которое приходит вместе с ней.
Сострадание, на которое я никогда не верила, что Адриан способен.
Первые два дня он не отходил от меня, но потом ему пришлось вернуться к работе. Я не хочу думать о том, что он собирается снова мучить и убивать людей, что после ухода за мной он вернется к разрушению.
Но я не могу его остановить. Адриан ясно дал понять, что ему нравится то, что он делает, и я ничего не могу сделать или сказать, что заставит его передумать.
Не иметь его рядом тяжело. Это даже труднее, чем мне хотелось бы признать.
С тех пор как я взяла Адриана за руку и заплакала ему в грудь, что-то между нами изменилось. Мост, который я считала разрушенным, медленно строился с того дня. Возможно, это как-то связано с его внимательностью или молчаливой поддержкой, но он стал опорой в моей жизни. Он отвлекает меня от моей головы и всех мерзких эмоций, которые приходят вместе с ней.
Но когда он уходит, все эти эмоции возвращаются.
Стены смыкаются вокруг меня, словно намереваясь запереть в темном ящике из моего детства. Я продолжаю украдкой поглядывать на свою балетную одежду, на туфли и леотарды и стараюсь не сломаться снова.
Я удалила свой аккаунт в Instagram и все свои социальные сети, чтобы получить отсрочку от внешнего мира и прессы.
Стефани и Филипп звонили и пытались навестить меня, но я уклонилась от их заботы и сменила номер. Они связаны с миром, в который я не смогу вернуться. Увидев их и поговорив с ними, я бы только выдвинула этот факт на первый план.
Кроме того, после моей травмы вся команда должна была начать заново и отложить открытие. Держу пари, Ханна в восторге от того, что играет Жизель вместо меня.
Я опираюсь на костыль, стою лицом к гардеробной и разглядываю свои леотарды, пачки, колготки и балетные туфли. Не знаю, как долго я стою здесь, уставившись на свидетельство моей завершенной карьеры, но этого достаточно, чтобы моя рана под гипсом покалывала.
Затем я врываюсь внутрь и сбрасываю вниз все до последней вещи, срываю вешалки и обувь. Я пытаюсь разорвать леотарды руками и теряю равновесие, падая на пол. Я подползаю к ящику, рывком открываю его и хватаю ножницы. Затем я разрезала каждый кусок балетной одежды, уничтожая муслин, тюль и все, что когда-то считала красивым.
Я убиваю остаток мечты, которая была убита для меня.
Может быть, это поможет мне освободиться. Может быть, стены моей квартиры перестанут давить на меня, как монстры. Каждый уголок этого места напоминает мне о балете, о танцах, о репетициях в одиночку, пока я не выдыхаюсь.
Когда я впервые получила это место с моей щедрой зарплатой, я чувствовал гордость за то, что у меня есть собственное место, что я достигла этого своими навыками. Но теперь это похоже на мой заказной ад. От которого я не могу убежать.
Мне нужно убить все воспоминания, связанные с балетом, чтобы я могла жить. Так что я могу найти для себя другой путь.
Даже если эта мысль вызывает жгучие слезы на моих глазах.
Из-за травмы мой контракт с «New York City Ballet» был расторгнут, и, хотя я получила щедрую компенсацию, переведенную на мой банковский счет, мне было все равно.
У меня есть небольшое состояние, которое способно поддерживать меня в течение длительного времени, но дело никогда не было в деньгах для меня.
Балет был моим защитным механизмом против моей испорченной головы. Теперь, когда у меня его больше нет, как мне оставаться в здравом уме?
Входная дверь со щелчком открывается, но я не прекращаю рвать одежду. Только когда на меня падает тень, я, наконец, поднимаю глаза. Я думаю, это Адриан, но сейчас день, и он никогда не появляется до наступления темноты.