Я хочу подвести читателя к мысли, что в Советском Союзе и в новой России – по крайней мере, в первое десятилетие ее существования – титул академика носил сакральный, почти мистический смысл, глубоко укоренившийся в нашей ментальности. Возможно, этот стереотип начал исчезать только сейчас, чему способствовало появление общественных академий и множества шарлатанов, именующих себя академиками. В странах Запада такого обожествления в народной среде академического статуса не замечалось.
Уместно коснуться исторических корней, определивших разницу между западными и российскими академиями. Этот вопрос детально рассмотрен в книге петербургского философа Сергея Романовского "Притащенная наука". Автор пишет, что первые европейские академии возникли в XVII веке как средоточия научной мысли, порожденные веяниями нового времени, и антитеза университетской схоластике. Университеты же в Европе, поставлявшие более или менее образованную публику, существовали с XII–XIII веков – в Болонье, Париже, Оксфорде, Кембридже, Саламанке, Праге, Кракове и так далее. Университеты, при всем их консерватизме, являлись интеллектуальной базой европейских академий, а сами эти академии складывались как свободные сообщества ученых. В России все произошло с точностью "до наоборот": Петр I учредил Академию наук в 1724 г., а первый российский университет в Москве был основан в 1755 г. Романовский делает следующий вывод: развитие науки в Европе являлось социально-экономической потребностью нового времени, что закономерно привело к появлению национальных академий – на базе университетов, существовавших уже половину тысячелетия. В Россию же, где не было почвы для естественного произрастания науки, ее «притащил» Петр I, набрав для этого ученых за границей. Романовский пишет: "Науку в Россию… импортировали из Европы. Приглашенные Петром Великим ученые не просто занимались научными проблемами, они работали в едином для всех "присутственном месте", названном Академией наук. Поэтому Академия с момента своего основания стала рядовым государственным учреждением, функционировавшим по законам российской бюрократии. Да и сами ученые сразу попали в разряд казенных людей, ибо Петр заманивал служителей науки не просто тем, что обещал им "довольное жалованье". Главное было в другом: он сумел сломать прочный стереотип того времени, начав оплачивать занятие наукой, тогда как в европейских странах ученые свою жажду познания удовлетворяли в основном на досуге, зарабатывая на жизнь другими путями. Петр же по сути приравнял труд ученого к государственной службе".
Не берусь утверждать, хорошо это или плохо. Но результат очевиден: в царской России и в СССР ученые были отнюдь не свободными художниками, а чиновниками государства. И если государство в лице верховной власти утверждало, что генетика и кибернетика – потаскухи империализма, приходилось брать под козырек. Или отправляться в лагеря.
5
«Все это – низкая шутка, сыгранная с нашей благородной доверчивостью,» —
сказал Сэм.
Норман Линдсей, «Волшебный пудинг».Имеют ли общественные академии право на существование? Безусловно – да! В демократической стране возможны любые общественные структуры, если они не пропагандируют национальной розни и идей, которые, для определенности, я назову фашистскими. Поэтому, говоря о феномене общественных академий, хочу подчеркнуть: феномен не в том, что эти академии стали активно создаваться с начала девяностых годов, а в том, с какими целями это делалось. Тут вполне уместна крылатая фраза Черномырдина: «Хотели, как лучше, а получилось как всегда».
Я выделяю три составные части в процессе создания этих академий и в круге причастных к этому лиц. Среди них можно выделить мошенников, честолюбцев и нормальных ученых, хотя разумеется границы между этими категориями размыты: и мошенник, и честный человек бывают слишком тщеславны и честолюбивы. Но все же попробую провести анализ, опираясь на эту заявленную мной классификацию.
1. Мошенники. Эти практичные личности быстро осознали все волшебство академического звания и выгоды, которые можно из него извлечь. И правда, одно дело, если вы идете лечиться к экстрасенсу, колдуну или народному целителю, и совсем другое – если к академику! Суть та же, но цены разные. Тут просматриваются два привлекательных источника дохода: во-первых, шаман-академик повышает ставки, обстригая недужную публику; во-вторых, сама академия, если уж ее организовали, является источником прибылей, так как за вступление в нее можно снимать хорошие деньги. По таксе: скажем, тысячу долларов за звание члена– корреспондента, две тысячи – за действительного, а еще есть возможность присвоения докторских и профессорских званий и награды различными паранаучными медалями. Но денежные варианты этим вовсе не исчерпываются: можно еще возвести в академики богатых предпринимателей, отяготив их спонсорскими обязанностями. Словом, хватит на жизнь нескольким учредителям академии и двум-трем наемным работникам, среди которых – программист-макетчик, производящий очень красивые дипломы.