Она снова улыбнулась. Выражение лица не стало лучше-практика не всегда дает результат: «Сколько миль до Вавилона?»
Сглотнув: «Шестьдесят миль и десять» — воздух был густым и холодным. Я теряла себя в ее глазах, и я не знала, найдут ли меня когда-нибудь.
«Ты можешь добраться туда при свечах? — она сунула мне в руки свечу. Схватив ее я почувствовала, кровь, которую она сделала из песни для меня, хотя я едва чувствовала свою собственную кожу. Это было плохо, но чем дальше я вырубалась, тем меньше беспокоилась. — Можешь ли ты, Октобер Дэй, дочь Амандины?»
«Да и вернусь».
«Если твои ноги проворные и легкие, ты доберешься туда и обратно при свете свечи, — она наклонилась и поцеловала меня в каждую щеку. Я озадаченно моргнула. Она была слишком высокой или, может быть, я был слишком маленькой, и мир отступил. — У тебя есть один день. Ты понимаешь это?»
«Да», — сказала я. Мой голос казался тонким и далеким, бледный туман размывал мое зрение, оставляя только белизну глаз Луидэд. Я все еще слышала вой Спайка, но не могла его видеть.
«Надеюсь, ты это сделаешь, — Она постучала пальцем по фитилю, и он загорелся темно-синим пламенем.» Свет вытянул цвет из мира, оставив меня одну в море тумана. Луидэд исчезла со всем остальным, а небо над мной — небо? Когда я вышла на улицу? — было нескончаемым и бесконечно черным.
«Луидэд?» — позвала я.
Ее голос менялся с полушепота, на шепот и затихал, как воспоминание или призрак. «Сколько миль до Вавилона? Шестьдесят миль и десять. Могу я попасть туда при свечах? Да, и вернуться. Если твои ноги проворные и легкие, ты доберешься туда и обратно при свете свечи. Она сделала паузу, голос менял ритмы. «Детские игры сильнее, чем ты помнишь, когда ты выросла и оставила их позади. Они всегда справедливы и никогда не добры. Запомни. Затем она замолчала, оставив меня одну в бесконечном тумане.
«Луидэд?» — закричала я. Я не хотела быть здесь; более того я не хотела быть здесь одна.
Пламя свечи подскакивало и подпрыгивало вовремя моей паники, крошечный огонек бился в темноте. На меня накатила волна головокружения и я пошатнувшись уронила свечу. Она ударилась о землю и откатилась на несколько футов, синее пламя сжигало туман когда касалось его. По крайней мере, кровь, которую она содержала, продолжала петь для мня, мешая мне потерять следы ее местоположения. Я карабкалась за ней, смутно понимая, что на мне больше нет платья. Добравшись до свечи я свернулась вокруг света и заплакала, пока не прошло головокружение.
Глава 9
МИР ПРОДОЛЖАЕТ ВРАЩАТЬСЯ всегда в лучшую сторону. Я лежала прижимаясь к земле, всхлипывая и заходясь в сухом кашле. Дезориентация фактически оценивается в моей личной шкале где-то чуть ниже дневных судебных дел и приобретением обуви. Я ни когда не катаюсь на американских горках.
Я не двигалась, до тех пор пока во мне не появилась уверенность, в том что я смогу стоять, и даже тогда мне потребовалось удивительно много времени, чтобы вернуть равновесие — обычно я прихожу в норму довольно быстро, но сейчас меня все еще шатало от того, что сделала со мной Луидэд. Вкус зелья Луидэд стоял во рту, ощущение было такое что в нем кто-то сдох. В одном я была уверена точно; она не собиралась давать шанс Алтону Брауну бежать за его деньгами в ближайшее время.
Туман исчез, оставив землю вокруг меня видимой. Оглядевшись вокруг, я обнаружила, что мне почти не хватает серого.
Я находилась посреди огромной равнины. Сухая, потрескавшаяся земля простиралась во всех направлениях, усеяна зубчатыми скалами и спутанными враждебно выглядящими кустами ежевики. Горы покрывали равнину со всех сторон, нависая над землей, а небо над головой было сплошным черным без единой звезды. Только несколько тонких облаков развеивавших темноту, распихивал ветер, которого я не ощущала. Воздух на земле был холодным, но неподвижным.
Вся дрожа, я обхватила себя руками. Обычно я не против темноты. Фейри не любят солнце, и летние Земли существуют в состоянии почти вечных сумерек. В Фейри всегда есть тени. Просто они обычно теплые, открытые тени, которые создают гостеприимную темноту. Это была не теплая ночь. Это была ночь трагедий и монстров.
Что-то не правильное ощущалось в преспективе. Проблема, похоже, не в том, что окружающая меня земля, как мне показалось, враждебна, она выглядела совершенно правильно, когда я не пыталась слишком много думать о том, что вижу. Было что-то не так с тем, как я смотрела на вещи, как-будто пейзаж был не пропорционален. Что-то…