Выбрать главу

Очевидно, теории судебного ораторского искусства у нас посчастливилось, и она по-видимому, находится в исключительном положении, пользуясь значительным вниманием юристов.

Может быть, это явление объясняется более практическим характером этой отрасли «теории». Решать этого вопроса я здесь не берусь, но важно отметить, что, несмотря на появление в течение последних двух лет нескольких работ посвященных данному предмету, (Тимофеев, Речи сторон в уголовном процессе. 1897 г.; Ляховицкий Л. Характеристика известных русских судебных ораторов с приложением избранной речи каждого из них. 1897 г.; Глинский. Б. Русские судебные ораторы; А. Говорова. Ораторское искусство в древнее и новое время) – руководство де-Бетса нашло себе многих читателей. Несомненно, что в значительной мере мой перевод обязан этим сочувственному отношению к нему специальной прессы, почти все органы которой оказали ему свое внимание. В заключение мне остается, в добавление к сказанному в предисловии к первому изданию, рекомендовать читателям лекции де-Бетса в следующих, принадлежащих автору рецензии о них в № 8 Журнала Министерства Юстиции за 1897 г.

«Много умных советов заключается в этой небольшой книжке гентского адвоката де-Бетса, написанной им для своих стажеров и мы уверены, что большая часть этих советов может быть с пользою усвоена и нашими начинающими судебными ораторами…. брошюра де-Бетса заключает в себе множество мелких замечаний о том, как речь должна быть произносима, о том, в какой мере должно при этом участвовать чувство и увлечение относительно стиля произношения, жестов, размера речи и т. п. Повторяем, что отчасти претендует сам автор, – но все таки поможет начинающим судебным деятелям установить для себя правильный взгляд на то, как должны произноситься судебные речи, что они должны содержать в себе и каких промахов и ошибок следует избегать оратору на своем поприще.»

В. Быховский
Москва 15 июня 1898 г.
* * *

Мм. гг. и дорогие товарищи!

Я явился к вам с целью побеседовать об искусстве говорить на суде. Мой доклад имеет в виду тех из вас, мои молодые товарищи, которые вступили в наше сословие с благородной задачей занять в нем почетное место среди лучших его членов, т. е. среди трудолюбивых.

Перед вами мои старшие коллеги, почтившими меня своим присутствием, я могу только извиниться. Я затрагиваю перед вами предмет, известный вам лучше, чем мне. С моей стороны, это самонадеянность, в чем я и признаюсь.

Но у меня есть, как мне кажется, смягчающие обстоятельства, способные, быть может, оправдать меня. Вы, именно вы, не могли бы говорить о судебном красноречии, не упоминая о себе, и вот почему вы стесняетесь говорить перед молодежью о секретах вашей силы.

Я пробовал разгадать, объяснить эти секреты, и если иногда я зайду в своей нескромности несколько далеко, если я прибегну к своего рода вивисекции, вы простите меня ради моих добрых намерений.

Не ждите от меня, дорогие товарищи, педантических рассуждений о топиках и планах, об exordium, propositio, narratio, confirmatio, refutatio, recapitulatio, peroratio, asteismus, mycterismus, diasyrmus, epitrochasmus!

Если бы я имел в виду позабавить вас, я мог бы долго говорить вам о риторике, о той риторике былой схоластики, которую клали в основу воспитания оратора. Я поставил себе целью кое-чему научить вас, мои младшие товарищи, и потому я должен выбросить за окно риторику, потому что риторика, запомните это, никогда не сделала ни одного человека оратором. Риторика обучает искусству расцвечивания мысли, нацепливания на нее цветных ярлыков. Оратор – это, простите за выражение – поставщик здоровых, настоящих, хорошего качества продуктов. Ритор – это мелкий лавочник; ему мало дела до того что его пакеты содержать подкрашенные леденцы, – лишь бы они, наваленные в углу витрины, производили эффект. Оратор – инженер: он строит машины для оттачивания человеческой мысли.

Лавочник может иметь иногда успех перед собранием невежественных ротозеев, но когда он пробует проникнуть в душу судьи, то он напрасно лишь тратит свой труд и губит свои товары.

Детская риторика наших школ оказывает на молодого адвоката самое печальное влияние. Трактаты по риторике дают ему самые глупые советы: он появляется на суде с памятью, обремененной всеми путами векового педантизма. Он входит в зал заседаний. Вот знаменитый адвокат; его слушают с глубоким вниманием, между тем его речь не построена по плану, так настойчиво рекомендованному в школе: «Итак, риторика ни на что не нужна», сказал бы себе неофит, если бы его профессор, ловко поместившийся между здравым смыслом и наукой, которую он обязан преподавать, не вышел бы в свое время из затруднения, объяснив ему, что опытные, старые ораторы могут позволять себе вольности, что вольности эти придают даже красоту их речам; но что молодые люди – новички должны подчиняться правилам, если хотят приобрести способность оценить позднее, когда станут сами опытными, что значить иногда употребить какую-нибудь великолепную неправильность.