Дело в том, что биологическая, а тем более химическая и физическая смерть есть абсолютно недостижимое состояние. По крайней мере, у нас нет ни малейшей возможности представить вероятность такого события.
И разумеется, нет никаких шансов его описать.
У нас есть лишь наше штатное «мычание» парантропов, которые с помощью нескольких звуков, жестикуляции и драматического выпучивания глаз пытаются характеризовать работу коллайдера.
Шредингеровская попытка формулировать кванты с помощью этого «мычания» привела к грандиозной неразберихе.
Именно с легкой руки Эрвина Рудольфа в квантовую механику хдынули слова, словечки, образы и словесные трактовки. Помои человеческой речи затопили непостижимость квантового мира, все исказив, смешав и перепутав.
«Мычание» стало оглушительным и многоголосым.
В результате «кот» послужил закваской для шокирующего мифа о том, что квантовый объект «оживает» только в момент наблюдения за ним. Более того, «котовья» фантазия Шредингера позволила развиться целой теории, позволившей трактовать некоторые факты весьма лестным для homo образом. Возникла убежденность, что наблюдение, само по себе оказывает влияние и на состояние и на поведение квантового объекта.
«Человечество больше не находится в центре вселенной, все стало гораздо хуже, оно определяет природу этой реальности».
Поттер. 2009
Ставки homo взлетели до небес. Из скромного животного, наделенного некоторой сообразительностью, он вновь превратился в важнейший фактор мироздания, способный влиять на квантовый мир, искажать или нормализовать его одним лишь взглядом и присутствием.
В. К. Гейзенберг пошел еще дальше Шредингера и заявил, что «у квантовых объектов нет истории до наблюдения».
Отпрепарируем эту важную реплику.
Она на 85 % состоит из интеллектуального опьянения, вполне объяснимого остротой, красотой и загадочными смыслами квантовых открытий ХХ века.
Но в 25 % заключена очень серьезная мысль о волшебном влиянии сознания человека. Если бы эта мысль была высказана теологом (что маловероятно), ее можно было бы игнорировать, как типовой мистический вздор.
Но это заявил (причем всерьез) Гейзенберг, что делает игнорацию невозможной.
Вероятно, нам не удалось бы «в лоб» справиться с данным утверждением Вернера Карла Гейзенберга, но, по счастью физика, за последние 50 лет обзавелась несколькими важными пониманиями, которые избавляют нас от необходимости самим вступить в полемику с этой великой тенью. За нас все сделало время и развитие науки.
Напомним.
«Кот» и ряд утверждений Гейзенберга, конечно, стали шоком для современников.
Но быстро наступило отрезвление.
Первым трезвящим фактором стало справедливое недоумение:
Каким же образом, без «руководящего и направляющего» наблюдения homo вселенная возникла, сформировалась и выстроилась? Как же она обходилась без него в течении, как минимум 14 миллиардов лет, когда человека не было и в помине?
Затем возник еще один коварный вопрос:
А почему столь влиятельное существо, как человек, к моменту открытия квантового мира оказалось столь неразвито, что оказалось не способным даже описать процессы, происходящие на субмолекулярном уровне?
Этот скепсис существенно понизил градус восторгов.
Затем постепенно пришло понимание, что понятие «маленькое» и «большое» существует лишь для человека, который по старой неолитической привычке норовит все сопоставить с личной размерностью и возможностями своей незатейливой рецепторики.
Для мироздания же нет ни «маленького», ни «большого». Есть равноправные и равнозначимые физические величины. Роль каждой из них одинаково существенна.
Более того, как мы знаем, существует всевластная симметрия.
Она, конечно, «мерцающая», но все же симметрия, что хорошо заметно на примере сильного ядерного взаимодействия, симметричности молекул, кристаллов, организмов, а так же теории поля.
(Теорию суперсимметрии Бозе-Ферми о симметричной связке бозонов-фермионов мы не принимаем в рассчет, как спорную.)
Но если симметрия существует, то нет никакой логической возможности останавливаться на «мелкости» кванта.
Да, с точки зрения человека, эта частица невелика. Но она, несомненно, состоит из еще более мелких фрагментов. Те, в свою очередь, вновь тоже дробимы и делимы. И так до непредставимой бесконечности.
Поясню.