С усилением национализма и религиозной борьбы в XVI и XVII веках в западных странах начали появляться специалисты в области разведки в лице министров и секретарей кабинетов, посвящавших значительную часть своей деятельности организации сбора секретной информации. Наряду с тем, что внутреннее недовольство и гражданские раздоры становятся в это время частым явлением, мы одновременно наблюдаем начало разграничения между разведывательной деятельностью за границей и мероприятиями по обеспечению внутренней безопасности. Тогда для существования двух отдельных служб с различными задачами и функциями время еще не назрело, оно пришло позже, однако шпионы в собственной стране уже играли не менее важную роль, чем шпионы за ее пределами, и все они направлялись одной и той же рукой.
Одним из мастеров в искусстве обоих видов был сэр Фрэнсис Уолсингем, который на протяжении почти всей жизни занимал пост государственного секретаря и был главным специалистом по шпионажу на службе королевы Елизаветы. Рука Уолсингема чувствуется во многих крупных авантюрах, затевавшихся в царствование Елизаветы. Именно он готовил для них почву, собирал необходимую информацию, провоцировал заговоры, а затем сам же их разоблачал. Нет, пожалуй, ни одного приема шпионажа, который не использовался бы им на практике. Благодаря ему плохо продуманный заговор с целью возвести шотландскую королеву Марию Стюарт на английский престол разросся до таких масштабов, что дал в конечном счете Елизавете удобный предлог подписать смертный приговор Марии. Уолсингем вербовал наиболее одаренных выпускников Оксфордского и Кембриджского университетов для продолжения учебы во Франции, с тем чтобы впоследствии они вошли в доверие французского двора и выведывали его замыслы против Англии. Одним из таких молодых людей был, по-видимому, Кристофер Марло, и его преждевременная смерть в трактирной драке в Дептфорде явилась, как считают, злосчастным результатом одной из уолсингемовских интриг.
Глубоко продуманным ходом Уолсингема, несомненно, явилась искусная обходная операция, обеспечившая Англии сведения о военно-морских силах и замыслах противника, на которых в значительной степени была построена ее оборона против испанской армады. Вместо того чтобы попытаться нанести удар прямо по цели, по двору испанского короля Филиппа II, Уолсингем отказался от обычно применявшейся в подобных случаях тактики прямой разведки, столь часто обреченной с самого начала на провал, а действовал через другие страны, где, как ему было известно, имелись уязвимые места, способные открыть ему доступ в Испанию. Он отправил двух молодых англичан в Италию, играя на их тесных связях с тосканским двором. (В операциях Уолсингема можно проследить одну общую для них всех черту – обманное использование религиозных верований: протестанты маскировались под католиков и клялись в, верности делу врагов Англии.) Молодой англичанин Антони Стенден настолько успешно втерся в доверие тосканского посла в Испании, что сумел пристроить, своих агентов на службу в его миссию в Испании. Таким образом, в испанские порты просочились надежные наблюдатели, которые не являлись англичанами и никак не могли быть заподозрены в том, что находятся на службе у англичан. В виде особой любезности тосканский посол позволил «друзьям» Стендена в Испании пользоваться его дипломатической сумкой, чтобы пересылать Стендену в Италию свои «личные» письма.
При Уолсингеме установилась такая практика, когда государственный секретарь ее величества перехватывает внутреннюю и внешнюю корреспонденцию, вскрывал её прочитывал, снова запечатывал и посылал по месту назначения. Для тех случаев, когда корреспонденция оказывалась закодированной или зашифрованной, Уолсингем держал при себе специалиста, некоего Томаса Фелиппеса, являвшегося одновременно шифровальщиком и дешифровалыщиком. Это означало, что он изобретал надежные шифры для Уолсингема и расшифровывал коды, использованные в перехваченных Уолсингемом посланиях. Именно Фелиппес расшифровывал те довольно дилетантские закодированные послания, которые шли от Марии Стюарт и обратно в ее адрес в дни Бабингтонского заговора.
Короче говоря, Уолсингем создал первую в мире вполне профессиональную службу разведки. Несколько позже его соперником стал кардинал Ришелье. Подобных ему мастеров шпионажа не было вплоть до XIX века.
Немало было сделано Джоном Тэрло, главой разведки при Кромвеле. Однако, рассматривая его деятельность в историческом плане, я не нахожу, что он обладал той остротой ума, изобретательностью и смелостью, какими отличался Уолсингем. Успеху Тэрло способствовало наличие тех весьма внушительных средств, которые были предоставлены в его распоряжение. Он тратил свыше 70 тыс. фунтов стерлингов в год. Эта цифра, возможно, несколько преувеличена, однако имеющиеся у нас сведения показывают, что он платил своим шпионам за поставляемую ими информацию непомерно большие суммы и поэтому не встречал никаких затруднений с их вербовкой. Между тем Уолсингем, находясь на службе у скупой королевы, имел самый нищенский бюджет и, говорят, нередко вынужден был оплачивать услуги своих агентов из собственного кармана, и притом в очень скромных размерах.
Тэрло, подобно Уолсингему, занимал должность государственного секретаря, но к этому времени его ведомство уже получило название разведывательного управления, которое впервые было официально употреблено на английском языке по отношению к правительственному органу. Эпоха, в которую жил Тэрло, несомненно, представляла собой время крупных заговоров, имевших целью восстановить Карла Стюарта (Карла I) на его троне. По этой причине – опять-таки как во времена Уолсингема – Тэрло руководил одновременно и внутренней службой безопасности, и системой внешней разведки. Для нужд последней он использовал английских консулов и служивших за границей дипломатов, однако дополнял их работу услугами тайных агентов. Тэрло даже в большей степени, чем Уолсингем, полагался на информацию, добываемую посредством почтовой цензуры, и, безусловно, ему принадлежит заслуга в организации прекрасно действовавшей с точки зрения контрразведки почтовой службы.
Несмотря на, казалось бы, спокойный и едва ли не банальный подход Тэрло к вопросу систематического сбора информации, он зачастую оказывался замешанным в неудавшиеся заговоры. Один из таких заговоров, подготовлявшийся им по наущению Кромвеля, имел целью убийство Карла и его братьев, герцогов Йоркского и Глостерского, и явился ответной акцией на роялистский заговор против жизни Кромвеля, раскрытый Тэрло. Замысел состоял в том, чтобы заманить трех королевских братьев из Франции в Англию, где их при высадке якобы должен был встретить отряд солдат, который затем взбунтовался бы. Сейчас, по прошествии большого отрезка времени, все это выглядит шитым белыми нитками и весьма не похоже на тонкие интриги Уолсингема, сумевшего втянуть в свои заговоры Марию Стюарт. Не стоит гадать, попался бы Карл в расставленные для него сети или нет, поскольку один из ближайших доверенных Тэрло, Морланд, сообщил Карлу о готовящемся заговоре. Уже через пять дней после того, как Карл вступил на трон, «г-н Морланд был возведен в рыцарское достоинство… и король открыто заявил, что это звание было пожаловано Морланду за сведения, которые он ему представил, будучи клерком у министра Тэрло».
Другой иллюстрацией успешной разведывательной операции в XVII веке служит Швеция. Этой стране удавалось сохранять свое положение великой державы в значительной мере благодаря тому, что она обладала наиболее эффективной системой сбора информации во всей Европе. Один русский министр того времени признал, что «шведы знают о нас больше, чем мы сами». В период религиозных войн они усиленно играли на своих протестантских связях и широко использовали людей других национальностей, в частности французских гугенотов, в качестве агентов и осведомителей, в манере, весьма похожей на ту, какая была принята при Уолсингеме, и таким образом избегали неприятностей и прямого обвинения в случае их поимки. Швеция и отчасти Голландия тех дней наглядно иллюстрируют, каким образом относительно небольшие страны могут компенсировать свой дефицит в силе превосходством в разведке в сочетании с техническим преимуществом и организационным искусством.