— Вы полагаете, что это страх перед сценой? — спросила меня темноволосая женщина, любительница раннего Бетховена.
— Не думаю, — ответил я. — Если ей предложили работу за рубежом, значит, у нее был серьезный опыт выступлений в Италии.
— Конечно, — сказала вторая матрона. — Я думаю, это что-то личное. Возможно, любовь.
— Кстати, кожа у нее на пальце ровная, — добавила темноволосая. Увидев удивление на моем лице, пояснила: — Она давно не носит на нем кольца.
— А может, никогда и не носила, — поддакнула ее подруга.
Чуть позже появился Аль-Серрас с жалобами на соседа по столику, который весь обед оплакивал свои пропавшие миллиарды.
— Они называют его «черным вторником», — ворчал он. — Сначала «черный четверг», теперь «черный вторник». Вся неделя — сплошной мерзкий синяк.
— Что ты думаешь о концерте?
— Еще одном?
— Ну да. Втроем.
Капитан выделил нам небольшой зал, чтобы мы могли прослушать Авиву. Она пришла со скрипкой, но не торопилась вынимать ее из футляра. Аль-Серрас всячески подбадривал ее, так же как подбадривал меня, когда мы впервые играли вместе во дворце в Париже. В такие моменты, отвлекаясь от тревоги за будущее, забывая про свой неуемный аппетит и необходимость самоутверждаться, он бывал великолепен.
Мы дружно уговаривали Авиву, но она не поддавалась.
— Ведь это огромный шанс для вас, — отчаявшись, сказал я ей. — Неужели вы этого не понимаете?
— Я знаю, насколько вы известны, — кивнула она.
— Не спорьте с ним, — вступил Аль-Серрас. — Это бесполезно. Сделайте это для меня.
— Я подумаю, — сказала она.
— Никаких раздумий. Просто скажите, что вы согласны.
Я хотел, чтобы она играла с нами, но не хотел, чтобы он упрашивал ее.
— Не спешите, мисс…
— Да-да, подумайте над нашим предложением, — опять влез Аль-Серрас.
Она кивнула и повернулась уходить. Аль-Серрас подмигнул мне и принялся перелистывать разложенные на крышке рояля ноты.
— Аи revoir, — попрощался он с Авивой. — Встретимся позже, на палубе. Будьте любезны, закройте за собой дверь. — Затем обратился ко мне: — Слушай, Фелю, не взглянешь сюда? — Он извлек из пачки нот листок: — Что-то никак не могу уловить нужный ритм.
За все годы нашего знакомства Аль-Серрас никогда не обращался ко мне за советом. Обычно он играл не по нотам, а по памяти.
— Вот это место… — И его пальцы запорхали по клавишам.
— Что это?
— Форе, до минор, — ответил он, не прекращая играть.
— А где моя партия?
— На рояле.
— Что ж ты раньше молчал?
Вместо ответа Аль-Серрас крикнул через плечо:
— Помолчи! Лучше послушай, как я его усовершенствовал.
Я понял, что он говорит это для Авивы, которая задержалась на пороге.
Он превзошел самого себя. Окунулся в тревожное начало Форе с полной уверенностью в себе. Его пальцы оживляли колокольный звон, подобно носу корабля разрезали волну и посылали тревожные сигналы в темное морское пространство. Взволнованная музыка молила о чем-то недоступном. Пораженный его исполнением, я занял свое место и заиграл свою партию. Виолончель принесла облегчение — более медленная и спокойная мелодия уверенно повела корабль навстречу ветрам.
Мы сыграли две первые части и подошли к третьей. Магия музыки Форе так захватила меня, что я не заметил, как Авива вернулась в комнату и вынула скрипку из футляра. Она присоединилась к нам как раз в тот момент, когда голос скрипки соединяется с голосом виолончели и поднимается ввысь, раскалывая тьму. Она без труда вела меня, добавляла дерзкие штрихи, наполнявшие пьесу жизнью. И вдруг как будто испугалась, что забралась слишком высоко: у нее закружилась голова, и она спустилась с небес на землю. Технически она играла совершенно, ни один критик не придрался бы к ее исполнению, но я чувствовал, что она вернулась к какому-то пределу, который установила себе сама.
Тем не менее, когда мы закончили, она выглядела довольной. Мы с трудом переводили дух — исполнение незнакомой пьесы всегда выматывает физически. Авива засмеялась:
— Надеюсь, в следующий раз вы дадите мне настроиться!
— Вот именно! В следующий раз! — воскликнул Аль-Серрас — Именно эти слова я и хотел услышать. Вы уже играли это прежде, не так ли?
Только тут до меня дошло, что Авива не смотрела в ноты.