Вот одна слезинка-жемчужинка скатилась из-под них, вот другая...
Это стало каким-то ежедневным ритуалом, необходимым, чтобы успокоиться...
Длинная нитка бус... Нитка памяти...
Эта бусина — его взгляд...
Эта — его улыбка...
Эта — их первая ночь...
Капля за каплей... Одна за другой...
Они утекают сквозь пальцы...
Вот уже последняя ночь, последний поцелуй, последние гневные слова...
Какая короткая нитка... Слишком короткая... Оборвавшаяся внезапно...
С нею вместе кончилось лето. И бесконечно длится осень.
Осенью созревает виноград... Его крупные янтарные ягоды тоже сродни огромным тусклым жемчужинам...
Такие аппетитные гроздья, как настоящие... Но это подделка, обман, всего—навсего стекляшка...
И все обман. Все оказалось понарошку.
Виноград... вино... вина...
В чем ее вина?
Алена закрыла шкатулку, выключила лампу и легла в постель. Уставилась в темноту широко раскрытыми глазами.
Вот если бы уснуть и не проснуться... Так трудно каждый день жить с сознанием того, что все кончено и больше не повторится...
Не войдешь в одну реку дважды...
Так уже было много лет назад, когда она узнала, что Алика больше нет. Тогда она тоже чувствовала, что умирает в одиночестве.
Но Алика вообще не было. На земле. В мире. А Алексей продолжал жить и здравствовать, но только без нее.
И для него лето все еще продолжалось. Ему светило жаркое экваториальное солнце. Он блаженно погружался в теплые океанские волны...
И наверняка опять доставал со дна морского крупные раковины...
И собирал новые жемчуга. И нанизывал новую нитку...
Но уже не для нее...
Тихий шелест дождя за окном, как шепот волн...
Они мягко покачивают Аленино тело... А небо надвигается все ниже и ниже, будто стремится слиться с морской гладью...
Тяжелые тучи нависли над самым лицом, серые, без единого просвета...
А море ярко-синее... Как глаза Алексея...
Нет, они у него серые, как тучи... Как камень, застывший в Алениной груди вместо сердца...
Огромная серо-синяя сфера вокруг нее. И Алена в центре — крошечная точка.
А скоро и она растворится, распадется на мельчайшие частички, останется на поверхности тонкой шапочкой пены...
«Афродита... Венера, рожденная из пены морской...»
Чей это голос? Такой знакомый... Хочется его слушать еще и еще... Но он молчит.
— Говори! Ну! Я жду... — шепчет она.
Но в ответ лишь волны бормочут:
— Тш-ш...
И они накрывают ее с головой...
Вот и хорошо... Покой... Ничего больше ей не надо...
Пусть уснет память.
Но чьи-то руки тянут ее вверх, поднимают в воздух...
И она несется сквозь тучи, протыкает их насквозь и вырывается в ослепительный белый простор.
Там нет ничего. И ее тоже больше нет.
Не существует тела. Душа отлетела от него, грешного и страстного...
И надо бы радоваться, что земные тяготы, боли и обиды остались позади... Но радости нет.
Печаль. Меркнет яркое сияние, туманится дождем... Или это слезы?
Но если нет тела, кто же тогда плачет?
Как одиноко...
Глава 3
ИЗ ДАЛЬНИХ СТРАНСТВИЙ ВОРОТЯСЬ...
Что он крадется, как вор? Он вполне имеет право приехать сюда. Это его дом!
Алексей остановил машину и заглушил мотор. Поневоле бросил взгляд на соседнюю дачу.
В окнах темно. Она спит.
Нет, о ней думать не следует. Ему безразлично, чем она занимается.
Впрочем, на крыльце шевельнулась чья-то фигура. Тяжелые, неженские шаги проскрипели по шатким ступеням. Отброшенный окурок прочертил в воздухе огненный полукруг.
Алексей напряженно замер, вглядываясь в темноту.
По Алениному участку навстречу ему шел Григорий.
— Явился, не запылился, — буркнул он вместо приветствия, поравнявшись с Алексеем.
Тот не ответил, молча смотрел, как Григорий обогнул машину и направился по пустому поселку в сторону станции.
У соперника был отнюдь не торжествующий вид. Плечи опущены, походка нарочито шаркающая...
Алексей развернул машину и нагнал его.
— Садись.
— Спасибо, — неприязненно отозвался тот. — Я привык ножками.
— Электрички уже не ходят.
— Ничего, к утру дотопаю.
Новенький «мерседес» медленно катил рядом, и Григорий ненавидел и эту роскошную машину, и ее загорелого самоуверенного владельца.
— Брось ломаться, — не выдержал Алексей. — Мне не трудно подвезти.
— А мне не хочется.
— Что ж ты ночевать не остался? — напряженно поинтересовался Алексей.