-Смотри, внучек. – Он вез бледного до синевы Макса в его коляске и заглядывал в палаты, где бессильно метались привязанные к койкам пациенты. Всю неприглядность, всю грязь, смешанную с амбре мочи, еды и лекарств, показал он своему внуку. Уже на улице, когда Макс благодарно и судорожно давился чистым воздухом, дед присев на лавочку в парке спросил.
-Ты понял, для чего я показал тебе все это?
-Да. – Выдавил из себя Макс. – Я понял.
-Это нижний предел, внук. Дальше пустота и жизнь растения. – Он замолчал, глядя куда-то в пустоту. – Я покажу тебе кое-что еще. – Он поднялся и покатил коляску к выходу из парка. Еще через полчаса они остановились у двери с вывеской: «Реабилитационный центр для инвалидов». Дед уверенно толкнул дверь и вкатил коляску с Максом в длинный коридор. Множество раскрытых настежь дверей. Из каждой доносятся свои, особенные звуки и запахи, перемешиваясь, создают свою, неповторимую картину жизни. Именно так: жизни, надежды, а еще труда. Огромного, большей частью тяжкого, но осмысленного и нужного не только им, инвалидам, но другим людям. Из первой, раскрытой настежь двери, до одури пахло деревом. Свежий аромат древесины переплетался с запахом лака, стуком молотка и высоким голосом столярных инструментов.
-Ух, ты! – Только и выдавил из себя Макс, пораженный витыми, словно невесомыми изгибами ножек стульев, тонко и мастерски вырезанными рамками для фото, искусными поделками из дерева. Он с удовольствием задержался бы в столярном цеху, но дед, лукаво улыбаясь, вез его дальше. За каждой дверью Максу открывалась новая мастерская, словно новая планета, населенная вроде и похожими на него обитателями, но и значительно отличающимися от него самого. В их лицах нет постоянного гнетущего вопроса, как у него, нет страха и безысходной тоски. Лица их открыты, спокойно – уверенны и улыбчивы. В большом зале, уставленном компьютерами, дед кивком поздоровался с коренастым парнем и тот, опираясь на трость, неторопливо двинулся к ним.
-Ну, здравствуй, Михаил. – Дед протянул парню руку. – Вот знакомься. Мой внук Макс. Он немного сбился с пути. – Он указал глазами на забинтованные запястья внука.
-Случается. – Ободряюще кивнул Миша и протянул руку Максу. – Привет.
-Здравствуй. – Едва выдавил из себя Макс. Он чувствовал себя неловко. Дедов урок не прошел даром: только что он видел людей, с которыми судьба обошлась гораздо жестче чем с ним. И он видел улыбки на их лицах, видел горящие желанием жить глаза, видел изрезанные руки. Но не бритвой, чтобы умереть, как у него, а ножом для резьбы по дереву оттого, что не все еще хорошо получается. Им есть чем гордиться, есть цели, и они обязательно их достигнут. А он? Ни на что не годный эгоист, срывающий зло на своих близких людях. Испытывая боль сам, он причиняет ее другим.
-Не тушуйся, брат. – Михаил хлопнул его по плечу. – Поправимо все, кроме смерти.
-Верно. – Кивнул головою дед. – Покажешь тут ему все?
-Конечно. – Кивнул Миша. – Идем. С ребятами познакомлю.
Вот так все и началось. Михей, как его с уважением называли в центре, не только сумел увлечь Макса программированием, но и составил для него довольно жесткий график тренировок в местном спортзале. Как ни трудно было Максу следовать всем указаниям старшего товарища, (Михей на пять лет старше, но за два года упорных тренировок и восточных практик, сумел встать с инвалидной коляски и продолжал заниматься), но это принесло огромные плоды. Теперь, в свои тридцать Макс напрочь забыл о проблемах со здоровьем. Вот только инъекции… как-то, в качестве эксперимента, Макс решил не колоть препарат по графику, и окончилось это больничной койкой, чисткой крови и печени. Больше он такие эксперименты не проводит.
Он тряхнул головой, прогоняя непрошенные воспоминания, и влажные черные волосы длиною до плеч, ранее собранные в хвост, разметались по шее и голым плечам.
Обсуждение в конторе свелось к насущным вопросам: «сколько брать водки и кто за все это платит». Ехать собрался почти весь отдел где работал Макс. Даже включая местную красотку Лялю, пугало Дарину и гомика Левчика. Причем последний намеревался пригласить и своего милого друга Анри. На самом деле которого звали Андреем, конечно. Коллектив был не против. Пикничок назревал тот еще и все собирались развлечься на полную катушку. Их набралось человек десять: Серега (который наметил для себя Лялю, разумеется), Коля, который давно приглядывался к их начальнице строгой стройной словно балерина, Елене Михайловне, внешне сдержанной и холодной. Но знатоки утверждали, что она та еще штучка. В этом походе, таком романтически – экстремальном, он намеревался подтвердить или опровергнуть эти слухи. Еще у них был Костик: вечный подросток, нежный и хрупкий на вид, но обладающий железной деловой хваткой и жилистым гибким телом, украшенным весьма не детской татуировкой. О ней поведала, с румянцем во всю щеку и едва сдерживаемым восторгом, их профсоюзная работница Мариночка. Костик оказался любителем всего этакого и не собирался пропустить столь захватывающее приключение, а Мариночка готова идти за ним хоть на край света. Так захватила ее тату или что-то другое, но Мариночка проходу не давала вежливому Костику, на каждом шагу заглядывая ему в глаза преданным взглядом. Ей это легко удавалось: Мариночка на голову выше и на порядок тяжелее предмета своего обожания. Как ни крути, а Максу, как всегда с любовью не везло. И это мероприятие оказалось не исключением. Ему досталась Дарина. Девушка из СССР, когда секса и мини-юбок не было, косметика была недоступна и являлась показателем распущенности. На ее голове постоянно прописался серенький мышиный хвостик. Да и вся она была словно мышка: невысокого роста она еще и сутулилась, стараясь стать еще незаметнее. Маленькие, неопределенного цвета, глаза бусинки, острый носик, тонкие губы. Она никогда не смеялась, не покидала без надобности своего стола в углу, терялась словно пятиклассница, когда к ней обращались. Ну а Левчик и Анри на фоне такой разношерстной кампании уже не бросались в глаза.
Как раз текущей недели хватило, чтобы решить все организационные вопросы и туристы – экстремалы условились собраться у памятника Шевченко в центре.