Мэдисон морщится, и я вспоминаю о своем долге: отвлечь ее.
— Попробуй сказать мне, какое слово я произношу.
Она моргает, открывая глаза.
— Что?
Я начинаю рисовать буквы на ее ладони подушечкой пальца, чтобы показать ей, что я имею в виду: М-Э-Д-И...
— Мэдисон, — догадывается она. Край ее рта подрагивает, и я понимаю, что поймал ее.
Я улыбаюсь и начинаю снова, сосредоточив свое внимание на ее руке. Теперь, когда она наблюдает за мной, я не могу придумать ни слова. Я просто бесцельно рисую на ее ладони. Это катарсис. Я прослеживаю линии ее жизни и думаю, какие кусочки ее будущего они хранят, если они вообще есть. Я задаюсь вопросом, является ли тоска в моей груди следствием пиццы, которую мы с Энди разделили за обедом, или я полностью игнорирую очевидную истину, стоящую (или, скорее, лежащую) прямо передо мной.
Она морщит нос.
— Я ничего из этого не уловила. Это были буквы?
Я прочищаю горло.
— Давай я попробую еще раз.
Б-Е-Н.
Она смеется.
— Креативно.
Б-Ы-Л.
— О боже. Скажи мне, что ты не...
З-Д-Е-С-Ь.
Пол поднимает глаза, наблюдая, как Мэдисон смеется, с одобрительным блеском в глазах.
— Как долго вы двое вместе?
Наши рты открываются одновременно, как будто мы оба собираемся поспешно ответить и исправить ситуацию, пока она не стала еще более неловкой, но затем проходят секунды. Больше. Никто из нас не произносит ни слова. Может быть, мы хотим избежать ситкомовского приёма — говорить друг за друга и рассказывать противоречивые истории. Неделя! Месяц! А может, никто из нас не спешит его поправлять. Мы оба закрываем рты, и я наблюдаю, как взгляд Мэдисон смягчается, а ее губы кривятся в соблазнительной ухмылке. Она осмеливается мне подыграть.
— Год в следующем месяце, — уверенно заявляет она.
Я вскидываю бровь. Год? Это довольно серьезные отношения.
Пол вытирает ее татуировку, очищая кожу, а затем продолжает:
— Собираетесь сделать что-нибудь особенное на вашу годовщину?
На этот раз нет паузы, и Мэдисон начинает отвечать:
— Бен везет меня в Европу. Я никогда там не была. Но мы пропустим все клише — никаких Эйфелевых башен и Ватикана. — Я ухмыляюсь. О, правда? — Мы едем в Италию, в маленькую рыбацкую деревушку на самом побережье. — Я впечатлен. — Туда можно добраться только на поезде, и там есть отель типа «постель и завтрак», принадлежащий английской паре. Это настоящая скрытая жемчужина.
— Как вы, ребята, узнали об этом? — спрашивает Пол.
Я наклоняю голову. Да, Мэдисон, как мы об этом узнали?
— Мой друг Илай останавливался там несколько лет назад. Он сказал, что если я совершу только одно путешествие за всю свою жизнь, то мне стоит поехать именно туда. Вернацца.
— Похоже, это будет романтично, — говорит Пол, бросая на меня взгляд, который дает понять, что он считает меня счастливчиком.
Ее татуировка не занимает много времени, но это не так важно. Поскольку Мэдисон ведет разговор за нас троих, а ее рука все еще в моей, я рисую случайные рисунки на ее коже, получая больше удовольствия, чем следовало бы. Она говорит о самых скучных вещах, таких как система каталогизации в библиотеке, и все же я заворожен, полностью и без остатка.
Меня так беспокоит то, что я чувствую, что я молчу по дороге домой. Даже раздражен.
Мэдисон замечает это.
— Тебе не нравится татуировка? Я думала, что это выглядело действительно круто, прежде чем он сделал ее.
Я бросил на нее короткий взгляд, прежде чем вернуть свое внимание на дорогу.
— Нет, мне нравится.
Мэдисон кивает и стучит ладонями по коленям.
— Я не была слишком большой слабачкой, не так ли? Вначале я действительно думала, что расплачусь, но я держалась.
— Ты справилась.
— Пол был милым, правда? И это было здорово с его стороны, что он просто взял обычную цену.
Я усмехаюсь вполголоса, включаю поворотник и сворачиваю налево. Мы сейчас всего в нескольких минутах от ее дома, еще пара поворотов, и ей придется выйти. Я немного убираю ногу с педали газа, чтобы сбавить скорость.
— Хорошо, я... я что-то сделала? — внезапно спрашивает Мэдисон, поворачиваясь ко мне.
— Нет.
— Просто ты выглядишь немного отстраненным. Если тебя раздражает, что я сказала ему, что мы вместе... — Она заставляет себя рассмеяться. — Это была просто шутка.
— Я не сержусь. Я думаю.