Глава 11
Несмотря на, казалось бы, некоторую мою схожесть с характерами моих же знакомых, никогда особой дружбы у меня ни с кем не было. И почти невозможно предположить, кто же из нас - друг в друге - больше нуждался. Но мне почему то всегда казалось, что именно мне, приходилось все время "подстраиваться" под других. И тогда, когда хотелось что-то высказать в лицо (а то и врезать, по этому самому лицу),-- я всегда сдерживал себя. И, в итоге, в какой-то момент я ощутил, что превращаюсь в некоего "молчаливого" субъекта. И тогда мне пришлось сделать "срочную" корректировку своего общения с людьми. Общаться с ними, конечно, я больше не стал. Но если оказывалась на то необходимость, то выражал полное радушие, и, чуть ли не действительно, проникался из заботами и тревогами. (Притом, что, быть может, так и было). Но для осуществления подобного, мне требовалась некая универсальная защита. Своеобразный щит, который был бы способен принимать на себя весь негатив, исходивший от других. А заодно, как бы, позволял мне - более трезво подходить - к общению - с ними. И, волей-неволей, мне пришлось придумать для себя некую "защитную" маску. Благодаря которой, я мог отсеивать нежелательных субъектов, с их (такой же не нужной для меня) информацией. И эта "маска" столь прочно вошла в мою жизнь, что я уже начинал играть с самого утра, стоило только проснуться (иной раз случалось и во вне. Но, понимая, что начинаю переигрывать, решил, что во сне, все же, необходимо быть самим собой).
Я не могу сказать, что это совсем плохо. Вероятно, настолько, насколько эта мера была необходимой, настолько же она являлась и оправданной.
Другой вопрос, что большинство людей, нисколько не догадывалось, что Розенталь носит эту самую маску. А потому, у него со временем оказалось вполне значительное количество, если не друзей, то, по крайней мере, людей, желавших с ним общаться. И это было немного удивительно, при его, в общем-то, нелюдимом характере.
Но и сам Розенталь стал замечать, что он удивительным образом "меняется". И настолько, насколько он любил тишину и одиночество, почти настолько же, он полюбил оказываться в "центре внимания". Ему просто стало нравиться общение. И, следуемое за этим "общением",-- одиночество. И уже трудно было сказать, что же больше ему нравилось? Притом, что, все, вероятно, стали привыкать к столь "забавной" специфики психики Льва Марковича. И даже относится к этому,-- с "пониманием".
Бывало, что к Розенталю было не возможно дозвониться часами. А иной раз, наоборот,- трубка "предательски" молчала. Несмотря на любую частоту попыток дозвона.
И быть может, и нельзя было считать Розенталя таким уж "странным". Хотя... каким он тогда был?..
Глава 12
Лев Маркович Розенталь задумчиво сидел на балконе своей собственной квартиры. Вот уж как два дня он никуда не выходил, и, с одной стороны, это вполне можно было объяснить напавшей на него хандрой,-- с другой... Впрочем, вероятно, у Розенталя начиналась депрессия. А причина?.. На днях ему исполнилось сорок два. Возраст, как считал Розенталь, окончательного расставания с иллюзиями. И, наверное, одна из последних (если не последняя) попыток,-- что-либо изменить в собственной судьбе...
Лев Маркович задумался... Он не обращал внимания на периодически еще раздававшиеся телефонные звонки (в один из кратковременных переходов: балкон - кухня - туалет - ванна - гостиная - балкон,-- Лев Маркович отключил телефон). Он не включал ни радио, ни телевизор. Ему ни кого не хотелось видеть. Ни с кем не хотелось общаться. Да и вообще - в эти два дня - ему вообще ничего не хотелось (даже к своим многочисленным записям: на разные темы: научные, художественные - полгода назад он начал свой первый роман, публицистические - Лев Маркович не притрагивался)... Быть может впервые, Розенталь подвергал серьезному пересмотру свое "настоящее". Анализируя,-- "прошлое".