Впервые за многие годы, Лев Маркович Розенталь (без многочисленных, бессознательно случившихся с ним раннее, "купюр", заключавшихся в "замалчивании" и "вытеснении" особо болезненной для него "правды") способен был общаться сам с собой. И настолько, насколько медленно открывавшаяся перед ним картина "действительности" представала в своей первооснове, почти настолько же Розенталь и оказывался - "доволен". Ведь перед ним представала "правда". Та "правда", которой боялся он раньше. А ведь анализировать, понял Розенталь, можно было только "правду". Иначе - как все время до того - получался лишь искаженный вариант "реальной" действительности. И этот худой, высокий человек с изможденным лицом действительно уставшего человека - с разом - словно почувствовавшими "оттепель" -- открывшимися многочисленными морщинами, (каждая из которых, должно быть, была витком или итогом какой-либо случившейся трагедии, в полном осмыслении которых мы иной раз даже боимся признаться себе признаться), одиноко "взирал" на свое прошлое... И ему совсем не хотелось "возвращаться"...
А ведь, если разобраться, совсем мало кто знает, что помимо той жизни--легенды, которую он сам, за время собственной жизни придумывал, помимо той - периодически "выпрямляемой" биографии - скрывалась и другая жизнь...
Тогда, Льву Розенталю, было только двадцать один... Он только-только переехал в Ленинград... Он был еще очень молодым человеком. Со свойственными юности - амбициями. И желанием оказаться, быть может, тем единственным - кому удастся "изменить мир"...
Видимо, стремясь оправдать (столь лестное для провинциального ученого) "приглашение" в столицу (пусть и вторую), Лев Маркович принялся с неистовостью отдаваться науке, и уже за год - закончил работу над (первой в его жизни) диссертацией.
Все было готово. Близилось время "защиты". Как вдруг, Лева Розенталь почувствовал какую-то внезапную "отчужденность" от окружающего мира.
В кругу, в который он, волей-неволей, входил (среди людей, с которыми Розенталю "приходилось" общаться), мнения разделились. Кто-то полагал, что столь неожиданная метаморфоза в поведении - связана "с женщиной" (какая-либо возможность заметить "женщину" в жизни Розенталя напрочь исключалась его "скрытностью"); кто-то считал, что попросту был дан "слишком резкий старт"; и вполне понятно, мол, что "психика не выдержала". Были и те, кто предположил, что, дескать, Розенталь -- "дутая" фигура. Имеющая к науке весьма "опосредованное" отношение. И, мол, только оказавшись перед "соблазнами" цивилизации - Розенталь сник. Не выдержав "огней большого города". И все то, от чего он раньше отказывался,-- теперь стало господствовать над ним. И Лев Маркович, мол, просто попал в зависимость к давно бушевавшим в нем (тайных и скрытых) "потаенных желаний", инстинктов; "низких" инстинктов...
Вопрос, вероятно, может до сих пор оставаться открытым. Тем более, в последующем, Лев Маркович удивительным образом не только научился отделять одних своих знакомых от других, но и практически добился того, чтобы они - "не пересекались". А то и вообще - не знали о существовании друг друга. К тому же, в зависимости от первоначального метода исследования, можно с долей вероятности (и достаточно легко) подогнать одни факты - под другие. Объяснив (тем самым), все что угодно. В соответствии - с выбранным "сценарием".
В общем, как бы то ни было, но Лев Маркович - (тогда еще,-- Лева Розенталь) - внезапно переориентировался на несколько иную жизнь; практически беспристрастно (что наверняка было загадкой для окружающих) оценивая свое "новое" состояние, не только как единственно возможное,-- но и: оправданно-необходимое. И Лев Розенталь - довольно смело (и уверенно) пошел на поводу собственного бессознательного, поддавшись раннее "запретным" порокам общества, как то: карты, женщины, наркотики, вино... А так как, для всего этого нужны были определенные средства, то вскоре Лев придумал самый незамысловатый способ, практически бесплатно получив и то, и другое, и третье... Да и все остальное. Рассудив, что все, что он так внезапно возжелал, находится в одной плоскости - он (без зазрения совести) и устроился в то место,-- где это все - было. Доступно.