А иногда, (и вроде как внезапно и неожиданно для "позади идущих"), - Юрин замирал на месте. И при этом вид у него был как у ученого, стоящего на пороге какого-то гениального открытия. (Что на самом деле думал Юрин, вряд ли кто взялся бы даже предположить?).
В своей речи, Юрин никогда не употреблял "ненормативную" лексику. Но употребляемые им "обороты", иной раз, казались настолько архаичными, что впору было задуматься,-- в каком он мире живет? Тем более что он, иной раз, "украшал" свою монолог такими "заумными" словечками, что явно это свидетельствовало о Гай Романовиче намного больше, чем бы он сам захотел "раскрыться" перед кем-либо. (Виной всему,-- ошибочное использование лексических значений слов. Запутанность в синонимах. И полнейшее "перевирание", каких-либо неологизмов). Причем, комичность ситуации явно бросалась в глаза любому, кто хоть на миг - задумался - о чем же это говорит Юрин?..
-- ... и вот за этой фантасмагорией,-- сделал Юрин паузу, в предвкушении одобрения своей "гениальности" оглядывая нас; а мы тут же зашушукались, засмеялись, попросив (словно "между прочим") уточнить значение слова,-- ну... фантасмагорией,-- уже несколько с опаской повторил Юрин,--то есть, я хотел сказать - толерантностью... Следующее предположение Гай Романовича было о "импозантности"... И уже это - совпала с взрывам нашего хохота. (Правда, мы тотчас же, "опомнились"; и уже дружно кивали головами Юрину; который, казалось, так ничего и не понял, и продолжал говорить не останавливаясь)...
Наивный человек?.. Или дурак?.. Наши мнения разделились.
Что до меня, так мне Юрин, даже чем-то и нравился... По крайне мере, с ним было как-то спокойно. Не надо было ожидать "обмана". Все было искренне и честно - на пределе. А мы же... мы с трудом досиживали до конца (зачастую это "до конца" у кого-то начиналось уже с момента прихода к Юрину в гости; гостей он, кстати, любил), чтобы, - разбежавшись в разные стороны, - закатиться в самом, что ни на есть, разнуздалом смехе. Смехе безудержном... И даже иной раз - казавшимся несколько нервным... Тем более, что в большинстве случаев, потом (когда мы успокаивались) оставался какой-то нехороший осадок. Словно обидели мы ребенка...
Глава 22
По всей видимости, впервые за последнее - и достаточно долгое - время, мне приходится отметить свою полную несостоятельность.
И быть может, нет ничего страшнее (для меня, для самого себя) этого.
Я как бы стал "заложником" своего интеллекта, который одно время (и, каюсь, я этого не заметил; а если и заметил, - не придал должного значения) начал опережать мое психическое состояние; а после и вообще - "ушел" далеко вперед. Тогда бы его удержать, сравнять позиции!? Но я и не мог этого сделать (а если мог, - почему не делал?), с каким-то маниакально-мазохистским желанием, наблюдая за его "отрывом", и втайне задаваясь вопросом: какие за этим последуют "последствия"?
Но вот в том то и дело, что пока наше сознание тешит себя "контролем ситуации" (постепенно отпуская "поводья" управления бессознательным), это самое бессознательное, словно поддавшись - для того только, чтобы "усыпить" бдительность сознания - на самом деле, предпринимает совсем иной маневр; и, оставляя "часть себя" на одном из направлений (под "мнимым" контролем сознания), почти разом, одновременно, предпринимает ряд других попыток. И уже они (почти все) оказываются удачными. А когда (словно "опомнившееся") сознание, предпринимает тщетные (и все более кажущиеся в своей нелепости - бесполезными) попытки удержать хоть что-то под своим "контролем",-- ничего не выходит. И тогда уже начинается настоящий хаос (или абсурд). И в этом хаосе и абсурде, наша моя психика теперь вынуждена жить. И почти тотчас же начинают происходить разные "чудеса". Но мне остается - только взирать на это. И уже совсем невозможно что-либо изменить. А если и возникает такое желание,-- уже почти что сам - вынужден отказаться от него.
Да и самих попыток: возвратить "прежнее ощущение действительности", почти что нет. И удается лишь только на время,-- "усмирить" "разошедшееся" бессознательное. Но это все бесполезно... И уже, как вроде бы, сам человек начинает ощущать нависшую над ним безысходность. И это можно понять по реакции окружающих; по "сопоставлению" -- себя "старого", и себя же -- "нового". А потом... Потом уже и не замечаешь ничего... Все плывет в нелепом, наслаивающимся друг на друга движении... Прежние картинки меняются местами. Обработанные бессознательным кадры появляются под каким-то иным "фокусом" изображения. Предстают,-- под другим углом. Становятся заметны - в ином ("сумасшедшем") ракурсе. А через время понимаешь, что ты, как вроде бы, "сходишь с ума". Но, на самом деле, это тоже обман. Некая, галлюцинаторная зависимость. (А попросту, должно быть, запоздалая реакция -- на что-то еще надеявшегося -- сознания). И, на самом деле,- с ума ты сошел уже давно. И все попытки убедить себя "в обратном", кажутся совсем нелепыми... Да и человек, вероятно, уже понимает все сам... Но ведь никто не хочет во всем этом признаваться... Потому как, на самом деле, самое страшное происходит тогда, когда мы о чем-то признаемся себе. После этого, уже, как вроде бы, и не остается шанса; а наше внутреннее Я - это, пожалуй, единственная инстанция, способная хоть как-то сберечь нас, да защитить - от "неизбежного". И если произошло такое,-- то уже и не остается ничего больше, как только принять, впустить в себя, болезнь... А как только приходит осознание неизбежности,-- то уже почти, тотчас же, теряется смысл жизни; в которой, быть может, и живем-то,-- лишь чтобы доказать что-то самому себе... Доказать, что еще можем выжить... И тогда уже приближается (а то и наступает) "начало конца"... И уже нет смысла больше выживать... Бороться... И если жизнь (в нашем понимании) представляет собой исключительно борьбу, то что тогда остается, если совсем пропадает желание этой борьбы... И уже хочется только одного -