Кем же он теперь был?
Итак.
Главный редактор журнала - Виктор Ярославович...
Преподаватель на кафедре мировой литературы - Генрих Оттович...
Политтехнолог (XXI век давал о себе знать) - Альберт Игоревич...
Психолог, консультирующий в посттравматическом центре - Карл Генрихович...
Писатель (первая написанная им книга была благополучно принята издательствами) - Грегор Штам...
Юристконсульт - Марк Ростиславович...
Экономист (консультант по экономическим вопросам в бизнес-центре) - Александр Аркадиевич...
И, наконец, он сам - Лев Маркович Розенталь. Ученый...
График работ был подобран самым жесточайшим образом, чтобы даже не допустить и мысли "о пересечении", или наслоении друг на друга различных "работ". Причем, конечно же, на всех его "работах", Розенталя знали исключительно под тем именем, под которым он представился...
Новые паспорта (пришлось и на это пойти) были изготовлены самым тщательнейшим образом...
Возраст был также везде изменен. Так что, в одном месте (главный редактор, например) ему было 31, а в другом (писатель) - 47. По 34 - в юридической консультации и в бизнес-центе. 37 - политтехнолог. 42 - преподаватель. 45 - психолог...
И, в принципе, "правду" узнать никто и не пытаться... Тогда как, самому Льву Марковичу Розенталю, было... Было как-то боязно... И в итоге, он все вынужден был (от подобных перетурбаций с "работами") все же отказаться... Опять же, испугавшись,-- только самого себя... Испугавшись того, что начинает сходить с ума. Точнее,-- "сходит" уже окончательно. Но именно эта смена работ (проводившаяся в неком "одновременном" порядке) - помогла ему. Она позволила ему,-- избежать самоубийства... И в этом он мог быть (сам себе) благодарен...
Глава 24
Сергей Аполлинариевич Безроднов, мучился от начавшихся (внезапно накативших как снежный ком) противоречий. С одной стороны, (где-то там, в потаенных уголках души), ему хотелось заниматься музыкой. (Все таки закончены - музыкальная школа, консерватория... Да и 25 лет музыкального стажа никто не отменял). Но уже с другой, - Сергей Аполлинариевич понимал, что его "ненадежное" психическое состояние, попросту не даст ему и дальше "раскрываться" в этом направлении. А значит - работу требовалось менять.
Нет, конечно же, еще можно было "уйти на покой", на заслуженную пенсию.
Но вот в том-то и дело, что эта самая "пенсия", попросту могла оказаться смертным приговором самому себе. Хотя бы потому, что все зарабатываемые (иной раз немалые) "гастрольные" деньги, Сергей Аполлинариевич благополучно тотчас же прогуливал. Рестораны, мальчики, девочки... Да и сам пенсионный возраст... Безроднову было только 47. "Только", или "всего",-- но этого явно было мало.
Да и не хотелось.
Но даже и не из-за этого переживал сейчас Сергей Аполлинариевич (хотя,-- чем не повод?!). Беспокоившая его проблема, в какое-то время обозначила себя более чем явно. Непрекращающаяся (уже непрекращающаяся) хандра, апатия, вырастала в текущую (действительно не прекращавшуюся с наступлением нового дня) неуверенность, тревожность, и беспокойство (а ведь с подобным "набором качеств" Безроднов раньше как-то жил); заставляя не только в бессилии повисать его руки, но и прямо-таки вынуждало - любыми путями, прекратить страдания.
Хотя, быть может, на подобное он бы никогда не решился. Любое решение - для него тоже представляло невыполнимую задачу.
Да и его несобранность поражала. Ведь сам же он (в подсознании... в подсознании...) хотел "исправиться". Но вот только и сам уже знал, что это ему не под силу. Хотя желал... Как же он желал этого... В иные минуты, мысли о собственной никчемности (слово: "ничтожность" -- тоже появлялось в его голове), почти неминуемо приводили его в столь плачевный вид (внешний... Внутренний уже давно был таков), что Сергей Аполлинариевич принимался, было, в раздумчивом возбуждении ходить по комнате (со стороны картина довольно комическая - прихрамывающий, палка отброшена прочь, вернее, о ней даже не вспоминали, с взъерошенными редкими волосами, эпизодически поблескивающей в свете лампочки, одной горевшей из 3-х, дневного освещения, перекошенное от ужаса лицо, с застывшими, от ужаса же, глазами, и при этом, кажется, тронь этого человека пальцем, и он зайдется в рыданиях), пока действительно, застывал, чуть ли не на месте, а через секунду - другую - он уже рыдал, завалившись на диван, и, казалось, ничто уже не сможет помочь ему в его несчастии...