...Проходили дни. Сергей Аполлинариевич, как вроде бы, (казалось), приходил в себя; пока вновь (даже не чье-либо слова, а лишь собственные мысли) у Сергея Аполлинариевича не начинался "приступ" необъяснимой тревоги; заставляющий его, иной раз, залезать под тот самый диван (на котором рыдал до сих пор); и находился он там, порой, до нескольких суток; достаточно неохотно выползая (да и передвигался,-- полу-ползком, полу-перебежками) для отправления естественных потребностей, которых, впрочем, у него уже вскоре почти и не осталось (аппетита даже в перспективе не предвиделось). И тогда он лежал в своем убежище сутками. Пока подобное "состояние",-- не проходило также внезапно, как и начиналось. Но и это еще совсем ничего не означало. Потому как, Сергея Аполлинариевича начинало мучить чувство вины. А почти вслед за ним - наступало какое-то (уж слишком горькое) раскаяние. И тогда Безроднов (искренне и неподдельно) принимался корить себя; недоумевая, как же с ним такое могло случиться?.. Но уже почти тотчас же, чувство вины вытягивало за собой страх (а то и, самый настоящий фобический ужас. И тогда Сергею Аполлинариевичу было "не позавидовать". Ибо являл он собой, даже не "недочеловека"; а какого-то загадочного существа. Да и то казалось, что, быть может, уже и не было Безроднова. А было ничто иное, как визуальный обман; вызванный фокусом преломления лучей (отраженных от, черт знает чего). И тогда уже становилось страшно. (Хотя кто - даже случайно - видел Сергея Аполлинариевича в то время?).
В таком своем состоянии - Сергей Аполлинариевич, как никто иной (Бернштейн, например. Или Иволгин... ), подходил для моих психологических наблюдений. И вскоре, признаюсь, "материала" было накоплено столь много, что мне (поистине) приходилось сожалеть: будь я писатель - так описал бы все (неминуемо бы описал; даже "приукрашивать" ничего бы не пришлось) в каком своем романе... За который, быть может, (а почему бы и нет?!) наверняка когда-нибудь и возьмусь...
Пока же мне, хватало и общения с Безродновым...
Да и с другими тоже...
Глава 25
Собственно говоря, я, пожалуй, и не за что бы (ранее) не согласился, если бы кто, сказал мне, о какой-то моей "исключительности"... Хотя, если то беспокойство, которое начало одолевать меня еще с детства, называть "исключительностью", то, верно тогда,-- так это и было. Причем, исключительность, скорее всего, через время вылилась бы в какой порок. Если бы я не взялся я за нее с неистовостью самого рьяного исследователя. И уже вскоре, кто-то из нас должен бы был сложить оружие, если бы я не задался мыслью: а стоит ли всего этого борьба, в итоге, лишающая каждого из нас - индивидуальности? И почти тотчас же, прекратил любое сопротивление. Дав беспрепятственно бежать волнам судьбы. Но потом несколько одумался. И почти тогда же, что-то (не иначе как "провидение"? Хотя есть ли оно?!) наставило меня "на путь истинный". И я,-- попросту, перестал обращать на многое (и, в первую очередь, на саму необходимость борьбы) внимание. А значит...
Но нет. Всего этого не случилось. И кто-то, вероятно, смог бы найти в моем состоянии, некие признаки DEMENTIA PROEX... Хотя (по доброте душевной), я и сам, мог бы это уже допустить... Но было ли так, на самом деле?.. И может, моя "странность" - была всего лишь "игра"?.. Ведь мне и на самом деле, иной раз, нравилось морочить окружающим голову. Играя какую-нибудь (недавно выдуманную) роль.
Или это была моя "особенность"? Позволявшая, вместо одной жизни,-- проживать сразу несколько?
Кто знает?..
Глава 26
Творческий кризис Ивана Ивановича Иволгина, был в самом "расцвете".
Но в этом он боялся признаться даже себе. А чтобы говорить с кем - увольте. И даже не потому, что Иван Иванович был достаточно,скрытен (хотя, кое-кто считал, что это именно так; и уже отсюда, не совсем "почтительную" для окружающих внутреннюю замкнутость, предпочитал интерпретировать именно с этих позиций). А, скорее всего, из-за того, что полагал (как минимум) ошибочным,-- тревожить, кого-то, по столь "ничтожному" поводу. Хотя, "повод" был, конечно же, не ничтожен. Но так было понятно лишь тем, кто имел (как бы сказали поэты) "родственную" -- с Иволгиным - душу. Другим же,-- и не понятно было подобное состояние. (Мне отчего-то всегда хотелось немного пожалеть бедолаг, не наделенных "даром" чувствовать другого...).