Впрочем, на этом семейные злоключения нашего героя не закончились, и в последующем пережив еще два брака и развода, он в свои тридцать четыре (аккурат время получения докторской степени) все же оказался в коммуналке. Многонаселенной. Но зато - один. Ибо к семейной жизни Лев Маркович, как оказалось, был не готов ни в каких ее проявлениях. (То ли женщины попадались не те, то ли он, с его взглядами на жизнь, был совсем не тот, кого они в нем предполагали увидеть). А скорее всего - виной как раз и был "характер" Льва Марковича. Который, иной раз, приносил ему самые настоящие несчастия.
Глава 7
Еще с детства я чувствовал что-то вроде,-- "отличимости" от других.
С возрастом, в еще большей степени, пришло осознание сего факта. (Помню, я даже переживал, считая, что мое нежелание следовать общепринятым "моделям поведения", являлось, своего рода, наказанием, которому я сам себя подвергал, и за которое, вероятно, еще буду как-то "расплачиваться").
И лишь намного позже я понял, что это, просто-напросто, моя "индивидуальность"; от которой совсем и не стоит "избавляться"; а надо лишь всячески лелеять, и поддерживать ее.
Да, конечно, вполне можно было предположить, что это моя "особенность" способна была принести мне немало бед. Да и, вероятно, все жизненные трудности, в кои я попадал, в некоем роде,-- являлись,-- "следствием" ее. Но почти точно также было верно и то, что мне следовало... смириться.
Мне следовало,-- "закусив удила",-- жить дальше. Жить, не поддаваясь на желание - что-то изменить в себе. Ведь, по сути, каждый из нас - в чем-то "уникален". И в каждом, наверняка, должны были присутствовать черты, отличные от тех, что мы бы нашли в других. Это, если хотите, аксиома. И как любая аксиома,-- она совсем не требовала доказательств.
В какой-то момент, Льву Марковичу Розенталю захотелось "сбежать" от людей. Поначалу испугавшись подобного желания, он почти тотчас же вспомнил, что подобное желание (столь неожиданно посетившее его) вроде как, было и не ново. (Тот же Флобер мечтал спрятаться в башне из "слоновой кости"). Да и - "отголоски" подобного, встречались и у Набокова, и у Кафки... Так почему,-- не может быть и у него?..
По большому счету - как оказалось - ни карьера ученого, ни мои преподавательские "успехи", практически не служили защитой против развивающегося невроза. Особенно это ощущалось утром; когда, стоило только открыть глаза, и уже тотчас же - хотелось закрыть их, съежиться, спрятаться, скрыться, заползти куда-нибудь... И не выдавать своего местонахождения...
Если рассматривать все это, с позиции какого здравомыслящего болвана,-- то, по всей видимости, вслед за удивлением у него, должен был развиться и ужас для меня. Ужас от "непонимания" сложившейся ситуации.
Да и, в принципе, как еще иначе? Окажись на месте его я - и сам бы, пожалуй, ужаснулся. Смотреть и видеть, как человек старается ускользнуть от действительности (явно ожидая, что эта самая действительность, не принесет ему ничего кроме несчастий); в каком-то полускрюченном положении тела, он (то есть - я) сползает (после пробуждения) на пол; и, выждав паузу (минуты идут прямиком в копилку непонимания), наконец-то решается распрямиться; и тут же застывает, с видимой (на лице) нерешительностью как бы размышляя: что же ему делать дальше?! И это притом, что "дальше"-то,-- ничего и не меняется. (В том плане, что не обнаруживается ничего нового). И уже создается впечатление, что, сам "сценарий", написан очень давно. Но почему-то с какой-то маниакальной настойчивостью, по нему (каждый раз) снимается новая серия. И получается,-- лишь "копия" предыдущей.
Страх. Страх и ужас царил в глазах Льва Марковича. Сначала ему пришлось (все же пришлось) полудойти - полудоползти (как это еще назвать?) до кухни (на ходу закуривая), чтобы поставить чайник. Крепкий кофе - как он уже выяснил для себя - был единственным способом пробуждения. И еще сигареты. Курил он много, и любые разговоры о каком-либо вреде оных, уже даже не вызывали у него ни смеха, ни недоумения... Он попросту не обращал на это никакого внимания.
Да и за саму жизнь, если разобраться, совсем и не цеплялся. И узнай он, что предстоит умереть "сегодня" - лишь, быть может, вздохнул бы с облегчением. Да пробежало бы по нему некое сожаление, что не успел привести в порядок свои дела.
Но это нисколько бы не остановило его. Как и не стал бы он избегать того, что ожидалось случиться. И ушел бы из жизни прямо сейчас. С удовольствием. С впервые испытанным за последнее время удовольствием и... удовлетворением. Мол, наконец-то все - закончилось...