— Ещё бы! — Зло ощерился Гоголев. — Когда я был начальником турбазы, он попросил меня помочь ему устроиться в редакцию одного из коломенских еженедельников. Потом я помог ему найти спонсоров для первого номера «Коломенского текста». По дурости лично знакомил Мыльникова с ними, так как одновременно со спонсорской помощью в издании альманаха, Эдгар старался заключить и договор на публикацию рекламы в его еженедельнике. Ну, я и таскал его с собой, чтобы не ходить по одним и тем же людям дважды. И стал ему не нужен.
Но в первых трёх альманахах Мыльников всё же напечатал мои рассказы, под псевдонимом, конечно. Сам, наверно, догадываешься, как меня за глаза называют те, кто знает о моём увлечении литературой. Вот ведь наградили родители имечком! Но с другой стороны, оно и обязывает, так сказать, соответствовать. Приходится буквально вылизывать свои тексты. Так кто же тебе рассказал обо мне?
— Не сердись, Николай, — выключив закипевший чайник, ответил Лидин. — Если ты не захочешь, разговора не будет. Просто меня попросили взять у тебя интервью как у писателя. Да мне и самому интересно, что и как ты пишешь!
— Кто? — продолжил настаивать Гоголев.
— «Коломенская правда».
— Ах, эти! — Внезапно успокоился Николай. — Зинка Ляпина, что ль, всё никак не успокоится?
— Ты и её знаешь? — Почему-то неприятно удивился Лидин.
— Ты спроси, кого я не знаю? — Махнул рукой Гоголев. — Ну что? Ещё чаю, или пойдём в мой рабочий кабинет?
— В меня больше не влезет, — признался Лидин.
В маленькой комнате квартиры была, по-видимому, спальня, а кабинетом Гоголев называл часть большой комнаты, отгороженную книжным стеллажом. Здесь у окна стоял старенький двухтумбовый письменный стол и удобное новенькое офисное вращающееся кресло на колёсиках. Из правой тумбы были вынуты все ящики, и на их месте сверкал светодиодами системный блок компьютера. На столе мерцал абстрактной заставкой плоский монитор, некогда белая клавиатура посерела, некоторые буквы наполовину стёрлись. Дверь слева от стола вела на захламлённую лоджию.
— Вот здесь я работаю по утрам, — вздохнул Гоголев. — Как видишь, нам тут будет тесновато, так что давай перейдём в зал.
Они обошли книжный стеллаж и устроились на двух низких потёртых креслах, между которыми втиснулся журнальный столик. У стены напротив оказались тумба с новеньким жидкокристаллическим телевизором и сервант, за стеклом которого виднелись стопки тарелок, несколько сервизов и рюмочных наборов.
— Итак, что же тебя интересует? — спросил Лидина Гоголев, поглаживая вспрыгнувшую ему на колени старую трёхцветную кошку. — Только учти, я пока согласен на беседу, а не на публикацию интервью.
Игорь вытащил плейер, включил его на запись и положил микрофоном вверх на журнальный столик.
— Когда и как всё началось? Что подвигло тебя к написанию прозы?
— Вообще-то я начал со стихов, — откинул голову на спинку кресла Гоголев и прикрыл глаза, словно белый потолок слепил его. — Это было в Угличе. Я там родился и жил до поступления в московский институт. В Коломну-то меня прислали по распределению, но я так здесь и остался.
Словом, было это наверно в классе пятом. Я влюбился в одну девочку с нашего двора. Назовём её, скажем, Света. Она была на год младше меня, а потому мы учились в одной школе, но в разную смену, и виделись только по вечерам и выходным. И вот у нас завязался роман в письмах. В компании ребят и девчонок мы старались не обнаруживать свои чувства, так как не хотели, чтобы нас травили дурацкими насмешками.
Помнится, я тогда учился во вторую смену, а Света — в первую. Когда я приходил в школу, мы незаметно для окружающих в раздевалке обменивались записками. По выходным мы, как шпионы какие-то, пользовались тайниками. У нас было несколько таких точек на разные случаи жизни.
Это случилось зимой. В порыве чувств я написал такой стишок:
Я тщательно переписал его на вырванный из тетради листок, как обычно, сложил записку солдатским треугольником и в школе передал своей любимой.
Ты не представляешь, Игорь, как для меня бесконечно тянулся тот день! У Светы были строгие родители. Они заставляли её делать уроки сразу по возвращении из школы, чтобы успеть их проверить вечером, потому что утром им, как и всем, надо было спешить на работу. А потому гулять во двор она выходила часов в семь вечера, а в девять её уже загоняли домой спать.