— За что? — удивился Толян. — Разве я виноват, что она — жопа?
Класс снова грохнул, и на этот раз смеялись все: и ребята, и девчонки. Красная, как рак, Жупанова вскочила и вылетела из класса, оставив дверь распахнутой настеж.
— Прекратить немедленно! — заорала испуганно-взбешённая произошедшим училка, замолотив по столу указкой.
На шум, как утка переваливаясь на коротких ножках, прибежала Кувшинка.
— Что здесь происходит?
Училка, лицо которой то бледнело, то покрывалось красными пятнами, что-то быстро зашептала той на ухо, показывая указкой то на Толяна, то на опустевшее место Жупановой.
— Тихо! — Властно взмахнула рукой Кувшинка, ликвидируя последние смешки. — Петухов, завтра я жду твоих родителей.
— А что я сделал? За что? — хмуро поинтересовался Толян.
— За оскорбление Оли Жупановой — раз, и за срыв контрольной — два. И вообще, того слова, которым ты обозвал Олю, в русском языке нет!
Надо сказать, что «Кувшинкой» мы назвали класснуху не в честь цветка. И теперь, когда она стояла перед нами, уперев свои тонкие ручки в мощные бёдра, мы в очередной раз убедились, что не ошиблись в выборе кликухи. И когда Толян, прямо глядя на соответствующую часть амфорообразной фигуры Кувшинки, внятно сказал: «Как же так — жопа есть, а слова нет?», весь класс снова зашёлся от хохота.
Толяна тогда чуть не исключили из школы. Но в конце концов всё обошлось. Отец Жупановой оказался нормальным мужиком, как видно, тоже не любившим ябедников и доносчиков, и не стал требовать драконовских мер по отношению к Толяну. Меня снова вернули на первую парту, а вот Оля Жупанова с тех пор сидела одна.
Сначала она восприняла это как привилегию и по привычке задрала нос, но вскоре оказалось, что никто и не хочет с ней соседствовать. Доносчиков мы не уважали, и Оля из «принцесс» неожиданно упала на самую нижнюю ступень классовой иерархии, превратившись во всеобщую мишень для насмешек и издевательств. Обидная кличка прилипла к ней намертво. Те, кто ещё вчера пресмыкались перед ней, стали самыми ярыми её мучителями.
Я не буду тебе пересказывать все унижения, через которые прошла Оля, пытаясь если не вернуть своё прежнее положение, то хотя бы избавиться от настоящего. Она льстила, лебезила перед своими обидчиками, приносила в класс конфеты, пирожные и торты, делала мелкие подарки — ничего не помогало.
Толян Жупанову не трогал. Ему под страхом исключения запретили даже смотреть в её сторону. Но ты же понимаешь, что Толяну и не нужно было участвовать в травле лично. Достаточно было подмигнуть одному, показать кулак другому, кивнуть третьему…
А девчонки просто мстили Жупановой за своё прежнее преклонение перед ней. Нет никого несчастней падшего ангела…
— А причём здесь марки? — спросила Лена.
— Сейчас дойдём и до марок.
Лидин печально вздохнул.
— Однажды Жупанова поняла, или кто-то подсказал ей, что главным дирижёром травли является Толян. Она попыталась подкупить его, но тот презрительно отказывался и от конфет, и от подарков. И тогда Оля обратилась ко мне. Ведь мы с Толяном составляли некий симбиоз, взаимозависимую пару, и только я мог хоть как-то повлиять на него. Она знала, чем подкупить меня и принесла в класс марки. И не просто марки, а монгольские, вьетнамские и африканские! Ничего подобного ни я, ни мои друзья тогда не видели. С красочных зубчатых прямоугольников и треугольников на меня смотрели огромные динозавры, страшные африканские маски и зубастые крокодилы, а на гладких, без зубчиков, вьетнамских марках порхали невиданные бабочки. Да, я не смог устоять. Это была первая и последняя в моей жизни взятка! Никогда не забуду презрения в глазах Толяна, когда я заговорил с ним о Жупановой.
Лидин, рассказывая, смотрел в окно почты, боясь повернуться и увидеть такое же презрение в глазах Лены. Впервые после долгих лет старательного забвения его марочный позор стал известен кому-то ещё, кроме его школьного друга Толяна. И этот кто-то — девушка, перед которой хочется выглядеть рыцарем без страха и упрёка, а не предателем и подлецом.
— И что было дальше? — тихо спросила Лена.
— Дальше? Сжимая кулаки, Толян спросил:
— Продал меня?
— Почему сразу продал? — промямлил я.
— Дурак ты, Гарик! Этими марками она столкнула нас с тобой. Жопа в долгу передо мной, потому что выдала училке, и теперь расплачивается за это. Ты был на одной стороне со мной, против неё. А теперь что?
— Я и теперь с тобой…